Змея в тени орла
Шрифт:
Слабо изогнутая сабля в простых деревянных ножнах и лук в саадаке лежали рядом с легким седлом.
Значит, не лишние.
Седел – тринадцать. Десять легких клинков. Один – длинный. Такими на Западе рубят и с коня, и в пешем строю. А еще топор. Здоровенный. На длинном древке. Дикари они, эти анласиты! Неудобно же топором!
Эфа оценивающе оглядела брата Квинта и подумала, что ему, пожалуй, с топором удобно.
Итого одиннадцать мечей. Топор. И сабля. Быть не может, чтобы она принадлежала Легенде, однако по всему выходило, что именно ее. А вот луков двенадцать. Тот, который с топором, надо полагать, с луком управляться не мастер.
Впрочем, даже двенадцать стрелков – это совсем неплохо. А женщина, значит, еще и стрелок.
– Легенда, вы едете по ночам?
– Нет. Днем, когда полуденная жара спадает. А останавливаемся незадолго до темноты. Не очень быстро получается, зато надежно. Правда, все равно тяжело. – Она покачала головой. – Особенно брату Квинту. Он с севера, с самой границы.
– Понятно. – Эфа кивнула, задумываясь. Оставалось дождаться ночи.
Легенда проснулась от страшного хрипа. В первое мгновение, еще не осознав происходящего, она откатилась в сторону, потянув за собой саблю. Поднялась на колени. Голова кружилась, и тошнота подкатывала к горлу.
Хрип перешел в задушенное сипение, и все стихло.
«Что происходит? Где охрана? Или они не слышат?»
Осторожно, на коленях пробираясь к выходу из кибитки, Легенда сообразила вдруг, что девушка, найденная Квинтом сегодня в холмах, исчезла. А ведь вечером она укладывалась спать здесь же, в повозке.
Женщина отодвинула тяжелый полог.
– Ну надо же! – прошелестел низкий, насмешливый голос. – Тебя и яды не берут!
Легенда спрыгнула на землю. Сабельный клинок полыхнул алым, отражая огонь костра.
Высокий тощий силуэт на фоне светлеющего неба. Белым нимбом выбившиеся из-под головного платка волосы.
– Ты? – Зеленоглазая воительница отступила на шаг. Но саблю не опустила. – Какие яды? О чем ты говоришь?
Она видела уже, что никто из спящих не проснулся, не поднял головы, потревоженный разговором. И охранники не сидят привычно поодаль от костра. Смутными холмиками темнеют лежащие тела.
Спящие?
– Мертвые. – Девчонка склонила голову, разглядывая Легенду. – Я их отравила. А ты вот живая. Как это так? Ты не человек, верно?
Она говорила спокойно. Так спокойно, словно в порядке вещей для нее было ночью, в окружении убитых ею людей, беседовать о…
– Что? Что значит «не человек»?
– Это уж тебе виднее, что значит. Кто ты? Расскажи мне. Мне надо знать, раз уж ты осталась жить.
– Ты сумасшедшая! – Легенда помотала головой, пытаясь прогнать дурноту. – Ты… Ты просто сумасшедшая!
– Да ну? – Эфа глянула на небо. – А если и так? Это что-то меняет? Ты расскажешь мне наконец, кто ты такая?
Недоумение наконец-то начало уступать место пониманию. Это не сон. И не бред. Это все на самом деле. На самом деле лежат вокруг мертвые люди. На самом деле происходит нереальный этот разговор с тощей длинной девчонкой, упрямо и спокойно ожидающей ответа на свой вопрос.
И ярость колыхнулась, разлилась, потопив разум, превращая недоумение в истерику.
Сабля удобно и привычно повернулась, со свистом рассекая воздух. Миг – и брызнет кровь, заливая траву. И Легенда останется одна. И…
Эфы уже не было впереди. Зато сзади навалилось. Скрутило. Сила, какой не заподозришь в жилистой соплячке, на мгновение приподняла Легенду в воздух, а после швырнула на землю. Больно. Грубо. Руки от запястий до локтей стянуло, заболели плечи, выгнулась спина.
– Так-то лучше, – спокойно констатировали сверху.
Легенда увидела у самого лица ноги, обутые в высокие, расшитые сапожки. Выругалась.
– А я тебя, между прочим, своим любимым юкколем связала, – равнодушно произнесла Эфа, усаживаясь рядом. – Ну так что, будем разговаривать?
– Ты… – Легенда не находила слов. – Ты…
– Тварь. Чудовище. Убийца. Да? Кто там еще? А, еще эта… сумасшедшая. Знаю, ты уже говорила.
Легенда молчала. Лежала ничком на жесткой траве. Слушала, как кричит где-то далеко птица. Что-то должно было случиться. Плохое ли, хорошее – не ясно. Но должно. И лучше встретить эту неизвестность с развязанными руками.
Эфа достала трубкук Долго чиркала огнивом. Потом закурила.
– Почему ты не хочешь рассказать о себе? – спросила она то ли с издевкой, то ли с искренним недоумением. – Я ведь не убила тебя, а могла бы. И не собираюсь убивать, хоть и хочу.
Легенда медленно пыталась ослабить мягкие путы. Связана она была на совесть. Без всякой жалости. Мужчина, может, и не стал бы скручивать так женщину. Тем более красивую женщину. Но Эфа-то не была мужчиной.
Остроносый сапожок ударил в бок.
– Не дергайся!
Поток ругательств на румийском девчонка выслушала, кажется, даже с удовольствием. А когда Легенда выдохлась и умолкла, Эфа мурлыкнула вполне дружелюбно:
– Давая волю ярости, ты ущемляешь разум. И теряешь силу, которая может понадобиться потом. И все-таки кто ты? У меня есть много способов узнать правду, но я не буду прибегать к ним.
– Почему же это? – неожиданно для себя спросила Легенда. Спросила язвительно и зло, но все же это был вопрос. Начало беседы.
– Ты красивая. – Эфа выбила трубку. – Я люблю все красивое. У тебя глаза, как солнце. Как прозрачная вода. Как трава весной.
Это мог бы говорить мужчина… Хотя никогда еще мужчины не разговаривали с Легендой в таком равнодушно-констатирующем тоне. И все же слышать о своей красоте от девчонки-убийцы было дико.
– Зато ты уродлива! – бросила Легенда, пытаясь вернуть себя в состояние нерассуждающей злобы.
– Птица думает, что уродлива змея. Змея считает, что уродлива рыба. Рыбе отвратительна медуза. И только лишь человек умеет видеть красоту и в птице, и в змее, и в рыбе, и в медузе… Только не в пауках! – Эфа вскочила на ноги, подхватила камушек с земли и бросила им в кого-то. – Хотя некоторые считают красивыми даже насекомых. – Она уселась обратно.