Знахарь
Шрифт:
— Поедешь?
— Хочу заодно посетить столицу, там уже недалеко. Меня беспокоит изменение магического фона. Ты почувствовал? — обратился я к Харду.
— Немного выше стал. Я на днях смог сделать маленький файербол, — подтвердил Хард.
— Всё замечательно? Цивилизация возвращается? — обрадовался Лёха.
— Как ты знаешь из рассказов Штольц, источником магической энергии в этом мире служат жертвоприношения. В подвалах замка Дюк людей мучили и убивали, этим питали древний артефакт. Он аккумулировал жизненную энергию людей. Я считал, что катастрофа в столице разрушила артефакт. Теперь мне нужно убедиться, так ли это. Возможно, жертвоприношения возобновлены. Возможно, где-то есть другой артефакт. Ну и, наконец, хочу навестить дом, где жила Вирту с дочерью. Домик стоял на окраине столицы, может живы остались.
— Тогда тебе нужен целый
— Кто им разболтал подробности?
— Алёна поделилась с Катей. Катя кое-что уже знала от меня. Володя ходил с караваном в Каменный пояс, прихватил в охрану земляков. На привалах, слово за словом, — виновато оправдывался Лёха.
— Они знают, что такое ежесекундно мучаться, когда магическое растение прорастает внутри тебя?
— Погибать за чужих людей — дураков нет! — чуть не закричал Алексей, — твои имперцы, гномы и эльфы готовы платить эту цену за власть над магией. Почему ты решаешь за них? Ты спас двух женщин, убил сотню тысяч людей. В этом мире катастрофа! Она уже унесла сотни тысяч и людей, и нелюдей. Погибнут ещё тысячи и тысячи.
— Ишь ты, как разошелся! Прорвало, наконец! В этот раз я никого с собой не зову, ничего не собираюсь переделывать. Посмотрю одним глазиком, и сразу обратно.
— Извини, не знаю, что на меня нашло, — Алексей сам испугался своей вспышки.
— Ты Алексей, в прошлом человек военный, а после ранения расклеился совсем. Почти полгода прошло, пора в себя прийти, — пожурил Лёху Хард.
— Умирать было не страшно. Снова жить по-старому не могу. Сломалось что-то во мне. Починил меня Паша на загляденье — считай новый организм, кое-где даже перестарался, — улыбнулся Лёха.
— Если Паша увеличил тебе то, что и мне, то такой размер только радует, — поддержал Хард.
— Вот я и говорю. Организм Паша починил, а мозги перегорели.
— Тяжело умирать первые десять раз, потом привыкаешь, — глупо пошутил Хард.
— Ты тоже изменился. Или скрываешь за шутками страх?
— Без Кляйна мы слишком быстро напиваемся. Разговоры становятся слишком мрачные, подначки неприятными. Давайте по домам, — предложил я.
Я считал, что полсотни воинов — гарантия спокойной, мирной поездки до самого графства. Но бандиты по весне начали сбиваться в крупные шайки. Какому-то безбашенному главарю наш отряд показался добычей. Дорога пролегала вплотную к лесу. Огромные ели стояли густо, полностью закрывая обзор. Моя обычная осторожность спасовала в этот солнечный, теплый день. Сугробы в лесу еще не растаяли, и сидеть в засаде мог только сумасшедший. Нас спас случай, один из бандитов чихнул, громко, оглушительно. Наш отряд остановился, не успев заехать в засаду, а бандиты открыли стрельбу, но не в упор, а с небольшой дистанции, по авангарду. Пятерку разведки они выбили сразу, те даже не успели прикрыться щитами. Но это был их последний успех. Отряд мгновенно спешился и рассыпался по лесу. Лошади были отведены назад. Я осмотрелся, бандитов было больше сотни. Но графские охранники превосходили их и выучкой, и вооружением. Я никогда не подозревал, что в глубоком, тяжелом снегу, имея на себе под тридцать килограмм железа, можно передвигаться так легко и быстро. Однажды, еще на Земле, я смотрел фильм о туземцах с острова Ява. Худенькие и маленькие мужички, меньше чем полцентнера весом, таскали на коромысле серу, свой двойной вес. Три ходки, восемь километров в одну сторону. По каменистой горной тропинке. Вот тогда мне мои подвиги в огороде, четырнадцать часов на солнце, с тяпкой в руках, показались легкой разминкой. Начальник охраны, молодой дворянин Пафф, с хищным, неприятным взглядом, вызвавший у меня резкую антипатию, показал себя искусным убийцей. Он не мешкал, не фехтовал, убивал быстро, скорее резал бандитов, одного за другим. Мне было ясно, что он нарушает все правила и, возможно, графские инструкции, бросив управление отрядом, но я не собирался докладывать графу.
— Пафф исчез, — забеспокоилась Катерина.
— Живой. Полез в рубку лично. Геройствует командир, — я сам удивился пренебрежительным ноткам в голосе.
— Племянница к нему благоволит, а ты ревнуешь! — насмешничала Катерина.
— Ты мне милее племянницы. И прекрасно знаешь это, — я поймал руку Катерины
— Еще немного, и я поверю в твои комплементы, — грустно призналась Катерина.
— А девчонка злится на мою трусость, — усмехнулся я.
— Сам не стреляешь и парочке своих охранников не позволяешь, — подтвердила Катерина. Как будто назло, на арьергард напали бандиты. Они вылезли из леса внезапно, словно знали, что я отвлекся на пустую болтовню. Их было немного, восемь человек, вооружены они были луками и дротиками. Их целью были, скорее всего, лошади, но напали они на нас. Две женщины, неплохо владеющие оружием, два моих охранника, прошедшие курс молодого бойца у Харда, один воин, оставленный Паффом, и я с калашом на плече. У них не было преимущества, у них не было ни единого шанса. Но я решил не рисковать. Небольшой запас магии позволял мне составить только одно слабое заклинание. Я выбрал паралич. Катерина, обнажившая узкий длинный меч, почти шпагу, с благодарностью посмотрела в мою сторону. Её племянница, уже пришпорившая лошадь, повернулась ко мне с негодованием. Она предвкушала радость боя, адреналин уже будоражил кровь, лицо раскраснелось, дыхание участилось. Но … маг-плебей испортил всё удовольствие. Я каждый раз замечал за ней озлобление и недовольство по отношению ко мне, после оказанной ей услуги. Эпизод в суде был несколько двусмысленным, но спасение из замка Дюк и её лечение от ужасной болезни — несомненная помощь. Мне было непонятно её нежелание принимать помощь от плебея, Катерина питала ко мне дружеские чувства, хотя была не менее знатна. Солдат, оставленный Паффом, спустился с лошади и, недолго думая, заколол разбойников. Когда я смог отвести взгляд от ужасного зрелища, и присмотреться к основной схватке, она уже закончилась. Пафф стоял посреди дороги, с красным от крови мечем, правая рука по локоть в крови. Он не торопился вытирать кровь с оружия, хотел произвести хорошее впечатление на свою молодую хозяйку. Та, и правда, светилась от радости.
Утром следующего дня наши дороги разошлись. Лечение было практически завершено, делать лишний крюк и терять время мне не хотелось, знакомиться с графом я не планировал. Я испытал настоящее облегчение при расставании. Катерина подарила мне простенький кулон на память, я подарил ей рядовое кольцо с рубином. Лицо Катерины вспыхнуло от смущения, мои охранники зашушукались. Чуть погодя, дорожные расспросы молодняка прояснили неловкую ситуацию. Катерина подарила мне маленькую жемчужину, говоря, что будет помнить обо мне. Я подарил ей рубин, отдал навсегда своё сердце.
— Хорошо, что молодая графиня не видела твой подарок. Она могла приказать тебя убить. Их род очень древний, он известен жестким соблюдением обычаев, — поведал мне разговорчивый Мэг.
— Самые жестокие господа в империи, — подтвердил более молодой Джовани.
— Ты заметил, как молчаливы солдаты графа? — добавил Мэг.
— Обычная дисциплина, — постарался я закончить неприятный разговор.
— Как скажешь, командир, как скажешь.
Оставшись одни, мы поехали быстрее и гораздо веселее. Солнце светило ярко, снег блестел и переливался, даже вороны, пролетая, каркали мелодично, и облетали нас стороной, стараясь окончательно не запачкать наши давно уже грязные шляпы. Сама природа помогала нам, не торопясь превращать дорогу в грязь. Навстречу ехали приветливые люди, перестав ощетиниваться копьями, как пару дней назад. Наступила белая полоса, мы расстались с молодой графиней Штольц. Всё в гостинице было на редкость удобно для постояльцев. После горячей чистой бани, полежав полчасика в шикарной, хрустящей накрахмаленным бельем, постели, я спустился поужинать. В зале выступал старик-музыкант и юная певичка. Завораживающая игра струнного, похожего на гитару, инструмента не давала насладиться ужином. Мэг и Джовани спокойно, как обычно, ужинали, не обращая особого внимания на виртуозную игру старого мастера. Я посмотрел на остальных посетителей, никто не проявлял восторга ни от игры старика, ни от щемящей чистоты голоса девушки. Списывать свою восторженность на радость от расставания с молодой графиней было глупо. Старое доброе отношение к Катерине не могло превратиться в любовь из-за обмена сувенирами, пусть даже имеющими в магическом мире глубокий символический смысл. Так откуда эта восторженность и гипертрофированная чувствительность? «Может, мне стоит вернуться, поговорить с Катериной начистоту, или даже пригласить её с собой?» Мне в голову лезли глупые мысли.