Знак фараона
Шрифт:
Тия вернулась к себе. В комнате была Хнут, она перебирала какие-то вещи. Увидев огорченное лицо хозяйки, девушка выпрямилась и спросила:
— Что случилось, госпожа?
— Ничего. Просто я чувствую себя в этом доме, как птица в клетке. Как тот раб, которого сегодня купили на рынке и заперли без воды и еды!
— Кто он? Я видела его из окна.
— Мне неизвестно, к какому народу он принадлежит, — ответила Тия, — однако меня беспокоит его судьба. Мне кажется, этого человека будет трудно сломить. Что его ждет?
— Не знаю, — тихо промолвила Хнут. —
У Тии на мгновение перехватило дыхание.
— Что было потом?
— Девушку продали. Госпоже Анок нравятся лишь безупречные вещи и красивые слуги.
— В доме моего отца не могло произойти ничего подобного, — прошептала Тия.
Она вспомнила Эффе, городок, стоявший между гладью воды и небом, вспомнила, как домочадцы — мать, Харуя, служанки, рабыни, она сама — дружно собирали виноград, а после делали вино. Рабыни смеялись и болтали, не боясь присутствия господ.
Все было хорошо, пока с Харуей не приключилось несчастье. Тия в досаде прикусила губу. Прошлое таило в себе неисправимый изъян, оно не могло служить утешением. А будущее? Девушку пронзил внутренний холод. Она стала женой Мериба и останется ею. Изменить судьбу невозможно. Ей никогда не вырваться из этого плена!
Когда с наступлением ночи Мериб пришел в комнату Тии и велел жене идти в спальню, девушка не выдержала и разрыдалась. Она видела, что Мериба разозлила ее истерика, но не могла остановиться. Стоило ему сделать к ней шаг, как она разражалась новым потоком слез. В конце концов архитектор не выдержал и заявил:
— Я ухожу. Мне не доставит удовольствия брать тебя силой. Я могу подождать еще несколько дней, возможно, так и впрямь будет лучше, но потом тебе придется покориться. Ты моя жена и обязана делить со мной постель.
В этот вечер Тия не могла дозваться Хнут, а утром девушка прятала от нее глаза. Не нужно было быть слишком догадливой, чтобы понять, что случилось. Несколько минут Тия колебалась, а потом спросила напрямик:
— Ты спала с господином?
В темных глазах рабыни блеснули слезы. Она опустила голову, и волна упругих черных кудрей скрыла ее лицо.
— Ты вправе обвинять меня, госпожа!
Тия постаралась, чтобы ее голос не дрожал.
— Полагаю, ты не виновата, Хнут. Это случалось и раньше?
Рабыня кивнула и, не смея поднять взгляд, промолвила:
— Я живу с господином с того дня, как попала в этот дом. А прежде принадлежала другим. Хозяева спят с приглянувшимися рабынями, даже если имеют законных жен. — И добавила: — Попроси господина дать тебе другую служанку!
— Зачем?
— Разве ты меня не прогонишь? Прежняя госпожа, догадавшись о том, что происходит, приказала меня продать.
— Нет. Ты не виновата. Я не ревную. Мне безразличен этот человек. Я его не люблю. Будь моя воля, я никогда бы не вышла за него замуж!
Хнут молчала. Было заметно, что она думает о чем-то своем.
— Он тебя обижает? — спросила Тия.
Рабыня робко вздохнула.
— Нет. Я боюсь не объятий мужчин, а того, что за этим
Тия поняла.
— Ты была беременна?
— Несколько раз. И прежде, и в этом доме я принимала средство, изгоняющее плод из чрева. Однажды оно не подействовало и мне пришлось родить. Однако господин заявил, что не имеет к этому никакого отношения, — сказала Хнут и умолкла. Ее глаза утратили живой блеск, а лицо стало похоже на маску.
Тия затаила дыхание.
— И что было потом?
— Мальчик умер. При рождении он казался вполне здоровым, а на следующий день я нашла его мертвым.
— Ты полагаешь, что... — начала Тия и не решилась закончить.
— Я ничего не знаю! Я только не хочу, чтобы это повторилось снова! — воскликнула Хнут.
— Почему господин не захотел признать твоего ребенка?
— Думаю, из-за цвета моей кожи и из-за того, что я рабыня. — В ответе девушки звучали тайный вызов, ревность и досада. — Не бойся, госпожа, твоих детей он будет любить!
И вздрогнула, когда у Тии вырвался вопль:
— Зато я стану их ненавидеть!
Глава 4
Карьер был похож на гигантский колодец, из которого невозможно выбраться, — разве что если вырастут крылья! Здесь не росла зелень и не было слышно щебета птиц; тишину нарушали только удары резцов, щелканье бича да стоны и крики угодивших в смертельную ловушку людей.
Их поднимали засветло и разрешали оставить работу, когда небеса покрывались россыпью звезд. Кормили плохо пропеченным хлебом, поили скверным пивом и мутной водой. Ослабленных называли ленивыми и били плетьми. Умерших заменяли новыми.
Тамит изо всех сил боролся с отчаянием. В короткие мгновения передышки он вспоминал глаза Тии, прекрасные светлые глаза, в которых отражались плывущие по небу облака. И размышлял о побеге.
Юноша хорошо помнил слова отца: «Непоправима только смерть. Лишь из ее царства нельзя вернуться обратно и начать все заново». К несчастью, найти единомышленников было почти невозможно. Тамита окружали сломленные безжалостной жизнью, отупевшие от тяжелой работы люди. Большинство из них были иноземцами, которые не знали его языка. Во время работы рядом постоянно находились надсмотрщики; каждое слово прерывалось жестоким ударом бича.
Однажды Тамит увидел, как один из рабов зашатался, выронил инструмент, судорожно закашлялся, опустился на колени и несколько минут не поднимался на ноги. Это грозило суровым наказанием.
Оглянувшись, Тамит подбежал к несчастному и помог ему подняться.
— Вставай! Сделай вид, что работаешь, продержись до конца дня!
Раб кивнул. Из последних сил вцепился в спасителя и прохрипел:
— Не оставляй меня, иначе мне конец!
— Не бойся, я тебе помогу.
Тамит с удивлением понял, что несчастный — египтянин. Вероятно, бедолага попал в это страшное место таким же образом, как и он сам, и, судя по тому, каким изможденным и худым был этот человек, произошло это давно.