Знак Гильдии

Голотвина Ольга Владимировна

– И об этом догадался? – спросил он, двумя руками держа перед собой топорик.

– Догадался, да не сразу, – огорченно ответил Охотник, подняв меч в защитной позиции «звездная ограда». – Убийца мог уйти только мимо стражника... или сам стражник убийца, я его сначала подозревал.

– Хислата? Этого теленка деревенского? – Киджар сделал резкий выпад, но лезвие, отведенное мечом, ушло в сторону. – Да ему и в голову не пришло, что его десятник может... Хэй!

И стремительно завращал перед собой топор. Длинная рукоять

давала десятнику преимущество. Шенги отступил, хотя понимал, что противник норовит прижать его к стене, запутать в кустах.

– Верно. Ты говорил, что Хислат – новичок в страже. Но остальные... те, что летом с нами по лесу... они должны знать, в десятке такие секреты не утаишь.

Он отступил еще на шаг – Киджар был умелым бойцом.

– Я не хотел тебя убивать, – мрачно сказал десятник. – Предлагал взять в долю. Но Урихо, скотина тщеславная, метил на твое место. Надо было убить его и договориться с тобой.

– Думаешь, я согласился бы?

– А то нет? Если бы твоя девчушка у нас была.

– Нитха?! Так это ты велел ее похитить?

– Ага. Урихо целую пьесу придумал: великий Шенги спасает ученицу от разбойников, расправляется с шайкой, но погибает и сам. Но я все-таки надеялся, что мы с тобой сможем...

Он не договорил. Топор, сделав обманное движение и обойдя клинок, обрушился, грозя расколоть череп Охотника.

Но черная жесткая лапа ударила по древку под самым лезвием, отбив топор в сторону. Шенги рванулся вперед. Острие меча точно и аккуратно вошло в горло десятника. Тот упал, с хрипом покатился по земле.

Звуки предсмертной агонии заглушил пронзительный женский вскрик.

На крыльце стояла Черная Азалия. Распахнутый плащ открывал золотистое платье. Прекрасное лицо женщины было белым, словно выточенное из кости.

– Ты убил...

– Послушай... – начал было Шенги, шагнув к крыльцу.

– Замолчи! Да как ты посмел! Из всех моих любовников он был самым отважным, самым неутомимым, самым щедрым...

– Но я... мы...

– Что – «мы»? Я и не взглянула бы на тебя, если б он не просил закружить тебе голову! Ради него я бы на все... Многие хвалились, что осыплют меня золотом, но только он действительно... с ног до головы... монетами!

– Краденым золотом, милая...

– Молчи! Ты еще не понял, что живешь последние мгновения?

И Шенги, пораженный в самое сердце, увидел, как за плечами красавицы поднялась и начала сгущаться тень, принявшая очертания гигантской птицы.

Меч, только что сразивший Киджара, вновь взмыл в воздух... но тут Охотник почувствовал в правой лапе знакомую тягучую судорогу. Когти перехватили левое запястье и стиснули так, что ладонь разжалась, выронив оружие.

Шенги проклинал собственную беспомощность. Тело словно окаменело, правая рука держала левое запястье, ноги не могли сдвинуться с места. Он стоял, настигнутый чарами серого камня. Оставалось встретить гибель, не выклянчивая

пощады.

Охотник с трудом поднял голову и заставил себя улыбнуться:

– Вот уж не думал, что моя смерть будет так хороша собой!

Женщина не ответила. Тень за ее плечами становилась все более отчетливой: большая круглая голова, изогнутый клюв, лунные глазищи...

И тут прозвучал боевой клич – гортанный, наррабанский. Над плечом Охотника свистнула стрела, навылет пробила горло женщины и засела в дверном косяке.

Красавица мягко осела на крыльцо и осталась лежать, словно груда тряпья. Грозная тень исчезла, а на груди у мертвой женщины завозился, шипя и щелкая клювом, злобный комок перьев.

Проклятые чары сковали Шенги, лишь глаза жили на побелевшем лице – огромные, полные страдания.

Сова распушила перья, готовясь взлететь.

В лунном свете легко сверкнул нож, выхваченный из-за голенища мягкого сапожка и детской рукой брошенный навстречу птице-демону. А вслед за ножом, подхватив и направив его в полете, ринулось черное наррабанское проклятие. Голос, выдохнувший в ночь это полное злобы слово, был совсем не детским: так ревнивая женщина швыряет оскорбление сопернице!

Нож уткнулся в груду перьев. Сова забилась на земле. Огромный желтый глаз подернулся мутной пленкой. Крыло последний раз дернулось и подломилось.

А Шенги ярко, до рези в глазах увидел серый камень – покосившись, он расселся пополам, по шершавому излому побежали крупные темные капли. Вокруг в ужасе метались жрецы в развевающихся балахонах. То одна, то другая черная фигура обрушивалась наземь грудой тряпья, из капюшона вылетала перепуганная птица и спешила скрыться в ветвях. Ночь наполнилась щелканьем клювов и паническим уханьем. Неразумные, ничего не помнящие лесные создания...

Видение отхлынуло. Чужая власть отпустила Шенги. Но Охотник подумал об этом вскользь. Не гибель Совиного Капища владела его мыслями. И даже то, что рядом остывало тело женщины, с которой он делил ложе, почему-то не волновало его. Единственное, что видел Шенги, – это личико Нитхи, на котором черная ненависть уступала место смятению и испугу. Самым важным сейчас было успокоить девочку.

– Я... убила ее, да?

– Это не женщина! Ты убила не человека! Не переживай, маленькая моя героиня!

– Она была Совиным Божеством? Она хотела тебя убить?

– Да.

Нитха потрясенно огляделась.

– Я... я всегда говорила, что она паскуда! – Голосок девочки вздрагивал, она явно не до конца понимала, что произошло.

– Где слов таких нахваталась... – с нарочитой строгостью начал учитель и вдруг замолчал.

Послышались голоса, на крыльцо вывалилось несколько мужчин. Одного взгляда Охотнику хватило, чтобы узнать тех, с кем все лето скитался по лесам.

– Беги отсюда! – строго приказал Шенги девочке. – Слышала, что я сказал?