Знак Гильдии
Шрифт:
Тишина. Лишь кузнечики звенят меж камней, гудят пчелы да чайки с криками парят в небе. И конечно, под близким обрывом шумит море. Пахнет солью. Жесткая трава кажется седой, словно ее посолил своим дыханием вездесущий прибой.
Чизи подхватила подол и зашагала дальше. Что их сюда тянет, этих непосед? Играли бы в саду...
Но сквозь гнев и отчаяние женщина понимала: ничего привлекательного для шустрых, живых ребят не было в скучном саду из корявых низкорослых яблонь с мелкими плодами – как говорила Асмита, «круглыми, как няня».
Не потому ли ее прозвали Чизи – «Яблочко»? Нет, просто маленькая Асмита не могла выговорить «Тагичиза». За сестрой и Литагарш залепетал: Чизи да Чизи... а там и взрослые подхватили. Так и осталась она Яблочком.
Узкая тропа вильнула, и взору женщины открылось маленькое ущелье меж скал. Бросалась в глаза выкрашенная в ярко-синий цвет железная дверь, закрывающая вход в пещеру на левом склоне. Двое стражников, молодой и пожилой, положили наземь алебарды и лениво перебрасывались в «радугу».
Чизи остановилась, с трудом перевела дыхание и крикнула:
– Мои неслухи здесь не пробегали?
Стражники заухмылялись, даже не подумав встать. Старший сказал с преувеличенной торжественностью:
– Если имеешь в виду наследного принца и светлую принцессу, то они проследовали к рыбачьему поселку. Ясная госпожа соизволила показать нам язык.
– Давно?!
– Да вроде не очень...
Стало легче дышать. В рыбачьем поселке детишек и встретят, и приветят, и приглядят за ними. Лишь бы не свернули с тропинки в погоне за бабочкой и не свалились с кручи! К морю-то, к морю не полезли бы по обрыву... ой!
Вновь исполнившись тревоги, Чизи устремилась по тропе. Когда она пробегала мимо железной двери, молодой стражник поймал женщину за платье:
– Красавица моя несравненная! Яблочко мое сладкое! Вечерком приходи, пропущу сюда бесплатно! Ох, как ты меня потом приласкаешь!
Насмешник схлопотал тумака. Нянюшка Чизи сама знает, какая она раскрасавица, а другим на этот счет ехидничать нечего!
– Да что ты дергаешься? – добродушно удивился пожилой стражник. – Первый раз они удирают, что ли? Есть захотят – вернутся!
Сказал тоже, старый дурак! Сразу видно, что бобыль бездетный! Да мало ли какие беды подкараулят маленьких-то! Со скалы сорвутся... в прибой сунутся и утонут... или... ой!
– Ты что, забыл, – выдохнула Чизи, полуобернувшись к стражнику, – о чем вдова плетельщика корзин убивается?
Помрачневший стражник не нашелся, что ответить. Его напарнику тоже стало стыдно. Дурную новость они знали не хуже Чизи. Но когда год за годом несешь спокойную службу на мирном острове, где самые крупные неприятности – драки в маленьком порту между подвыпившими матросами, перестаешь ожидать настоящей беды. А когда она приходит, воспринимаешь ее только умом, не душой. Как-то не до конца в нее верится.
Чизи вздернула кругленький подбородок и решительно двинулась по тропе.
Хоть бы дети не ушли далеко! От пещеры исходит добрая, спасительная сила. Хорошо бы она уберегла от беды двух беспомощных человечьих птенцов!
Как ни была взволнована Чизи, а оглянулась, бросила быстрый взгляд на железную дверь. Грот дори-а-дау. Сердце острова Эрниди.
Пещера, выводящая к морю и именуемая «Грот дори-а-дау», и впрямь была сердцем острова, его сокровищем. Эрнидийцы свято верили в связанную с гротом легенду, которая триста лет дарила острову славу, приносила богатство (ну, не богатство, так хороший доход) и защищала от врагов.
А ведь когда-то грот вызывал у местных жителей иные чувства. Рыбаки, что издревле селились на острове, обходили стороной черный провал.
Так было, когда на Эрниди высадился с дружиной Джайгарш Грозный Прибой из Рода Ульнес, пират, много лет грабивший прибрежные поселения. Младший сын гурлианского короля, изгнанный за покушение на жизнь брата, Джайгарш завоевал себе лихую славу; в имени его звенела сталь и шумело море. Но на Эрниди приплыл не грабить (много ли возьмешь с бедняков, живущих рыбной ловлей да крошечными огородиками?). Нет, он искал место, где можно обосноваться навсегда и спокойно встретить старость. Сойдя на берег, Джайгарш веско и нагло объявил себя королем острова, который уже считали своим три прибрежных королевства.
Сильные соседи не сразу заметили, что под боком у них воцарился бессовестный пират. Островок не интересовал трех государей, разве что время от времени посылали туда корабль – получить малую дань копченой рыбой. Однако возникшее под боком новоявленное королевство – это нечто другое! Кто-нибудь из королей обязательно отправил бы к Эрниди эскадру – поздравить пирата с воцарением и торжественно подарить ему удавку на шею.
Но тут-то и взмахнула крылом над островом сказка, превратившаяся впоследствии в гордую легенду и упрочившая власть Джайгарша.
Конечно, легенда, переходя из уст в уста, оказалась весьма приукрашенной. Гордой, романтичной, звонкой, как песня. И многое она утратила.
Не дошло до потомков, например, чувство тоскливого унижения, владевшее Джайгаршем, когда в летний день, отмеченный судьбой, бродил он по западной оконечности острова, необжитой, скалистой, поросшей вереском, в сопровождении мелкого пса. Невзрачный пустобрех с первого дня прибился к новому королю, за что получил от насмешников-пиратов кличку Вельможа. Сейчас лопоухий «придворный» весело облаивал чаек, совершенно не обращая внимания на подавленный вид хозяина.
О чем бы грустить королю? Эрнидийцы приняли его воцарение безропотно (малая дань, которую платишь трем странам, превращается в дань большую, а тут как-никак один хозяин, который к тому же запретил дружинникам грабить рыбаков и насиловать их жен). Три государства своим бездействием позволили закрепиться, приготовиться к обороне. Все необходимое король привез из прибрежных городов, причем платил звонким золотом: для него важны были добрые отношения с соседями. Многие дружинники привезли «с того берега» женщин – оседали прочно, навсегда. Джайгарш строил надежный, долговечный дом... но зачем? Для кого? Для потомков?