Знак равенства
Шрифт:
– Почему без билета, почему - ничего?
– Конечно, ничего.
– Они уже вошли в зал.
– Вот. Здесь будет удобно, - сказала кассирша. Она разжала пальцы, легко толкнула его в плечо и исчезла.
– Сумасшедшая компания, - сказал Поваров.
Аппарат стрекотал, как цикада, белый экран неясно освещал ложу. Справа и слева блестели спинки пустых стульев. Василий Васильевич сидел, как в густом тумане, приходил в себя и посматривал на дверь - ему все еще хотелось уйти. В ложе тонко пахло духами. Он понюхал свою руку - те же самые
Широкое белое полотно было исчерчено неровными строчками.
Формула, понял Василий Васильевич. Вот оно что, это формула.
Он внезапно успокоился, хотя формула была совершенно ему неясна, и сосредоточенно потер подбородок мизинцем. Длинные крючки интегралов, жирная прописная сигма... Каждый знак а отдельности был понятен, но все вместе выглядело сущей абракадаброй, и старая, забытая тоска уколола его. Как в те времена, когда он влюбился, бросил учебу и был счастлив, но все равно тосковал.
– ...Неизбежное разложение при переходе, - сказали за экраном.
– Правильно, - ответил низкий, ровный голос. "Удивительно знакомый голос", - подумал Василий Васильевич. Он все смотрел на формулу - как будто в ней была разгадка этих странностей.
Луч прожектора мигнул, стало темно. На экране - комната. Просторный кабинет, книжные полки по трем стенам, переносная лестница. На большом столе горит неяркая лампа, и людей почти не видно. Они прячутся в тени глубоких кресел и ждут чего-то, опустив седые головы. Неподвижные, туманные, как на любительской фотографии. Стучат часы, и в светлом круге на столе - рукопись, надкусанное яблоко и стопочка чистой бумаги.
– Все равно, - говорит тот же знакомый голос.
– Дело надо закончить. Переход человек - человек...
Дальше Василий Васильевич не расслышал - то ли хмель его закружил, то ли что другое, непонятное, - как будто его стул стремительно проваливался в бездонную шахту, и вдоль гулкой ее черноты отдавались гулкие голоса ухали, бормотали, грохотали в самые уши... И, единым мигом пролетев мимо них, Василий Васильевич опять сидел твердо на стуле и переводил дух.
На экране что-то изменилось. То, чего ждали эти двое, наступило. Они стояли посреди кабинета на толстом ковре, глядя друг на Друга в упор. Справа - Бронг, слева - Риполь. Их имена Василий Васильевич узнал неизвестно откуда - ничего не выражающие, птичьи имена...
– Повторяю, - говорит Бронг.
– Я хочу опробовать на себе трансляцию человека.
Он отходит в глубину комнаты, и, когда аппарат показывает крупным планом его лицо - неясное, как скверное клише, с темными глазницами, Поваров вздыхает и сжимает подлокотники.
Несколько секунд тишины, потом Риполь говорит просительно.
– Это шутка.
– Нет.
– Я отказываюсь слушать. Безответственность, безумие...
– А, бросьте, Рип. Разве я похож на сумасшедшего?
– легко отвечает Бронг.
– Не знаю, - угрюмо говорит Риполь.
– Ну, вот, не знаю. Ладно. Я не надеялся, что вы согласитесь сразу. Давайте по пунктам. Первое. Мы передавали всю гамму - от амебы до шимпанзе. Передавали кроликов на пятьсот километров. Приспело время проверить аппараты на Homo Sapiens? Да или нет?
– Не знаю, говорю вам - не знаю!
– Врете. Давно пора. Вы надеялись, что я выкручусь, обойду принцип дополнительности, найду способ передавать, не уничтожая образец? Так? Молчите? Вы проверили формулу? Созидание - знак равенства - уничтожение. Кого же нам уничтожить во имя науки? Симплицию? Ваш ответ, Риполь...
– Господи!
– говорит Риполь с отчаянием.
– Зачем все доводить до абсурда? Нельзя - значит, нельзя.
– И опять врете. Можно. Это назрело, как фурункул. Если мы завтра не разобьем аппарат кувалдой, послезавтра туда засунут бедняка - за деньги. Или каторжника. Проверят! Рип, мы же не фашисты, мы врачи в конце концов. Надо уж нам, если начали, дружок... Будет Бронг-дубль. И ничего страшного.
Он улыбается и заканчивает церемонно:
– Я бы вас не беспокоил просьбами, но кто-то должен управлять аппаратом.
– Хорошо... Назрело, как фурункул... краснобайство! Я должен управлять процессом, который превратит великого ученого в полуидиота. Это ужасно, разве вы не понимаете?
– Ужаснее отступить у самой цели. Мы двадцать лет работали на одну цель... Послушайте, как это звучит: "Передача человека на расстояние", доктора медицины Бронг и Риполь, Передача человека... Сегодня же ночью поставим опыт, Риполь.
– Бред... Бред и бред! В конце концов почему вы, а не я?
– Мое право, - отвечает Бронг, и Риполь пожимает плечами: все верно, это его право.
...Поварова опять закружило, но не так сильно, как первый раз, и он различает голоса в гулком пустом пространстве:
– Что... делать... дальше...
– грохочет голос Риполя.
– Клиника Валлона... место оплачено... потеря памяти... потеря памяти...
– Старческая потеря памяти, - слышит Василий Васильевич. Он вытирает лоб рукавом пиджака. Кажется, прошло...
– Невинный диагноз, - продолжает доктор Бронг.
– Через год-два я вылечусь. Валлон прославится... Я не верю, что интеллект исчезнет при переходе. Что-то должно остаться, какие-то следы. Кот Цезарь меня узнал, бедняга шимпанзе не разучился есть ложкой, а Бронг...
– Начнет говорить по-русски или на санскрите.
– Хотя бы. Я неплохо знаю русский...
Стучат в дверь. Врачи поспешно садятся - старший слева у стола, младший немного поодаль.
– Ритуальное действо, - ворчит Бронг.
– Войдите, сестра.
Девушка в белом халате ставит поднос на письменный стол.
– Кофе... Доктор, вы не съели свое яблоко!
– Не съел. Как всегда.
Девушка смеется. Она очень хорошенькая, и Василий Васильевич первый раз легко вздыхает и поднимает брови. Удивительно милое личико!