Знак змеи
Шрифт:
На пароходе, изредка приходя в себя, он мог запомнить только качку, расплывчатые контуры и чужие голоса. И змею вокруг пальца тянущейся к нему руки.
«Приходит в себя. Надо снова колоть!»
Между собой два похитителя говорили на плохоньком английском. Голоса казались знакомыми, похожими, но на чьи?
«Куда столько колоть?! Что как не выдержит сердце? На роль международного авантюриста, благородного грабителя, не спорю, был согласен. Но на роль убийцы не подписывался, увольте!»
«Уволю! Рыб и акул в Черном море кормить!»
Провал. Свет, качка, тошнота, сухость во рту, снова провал.
Воды! Воды!
Еще воды, из того фаянсового кувшина, что принесла бойкая девчонка-прислужница. Залпом. Половину кувшина…
А камень!.. Алмаз князя, который при всех его леденящих кровь приключениях был во рту? Где камень?! Где «Зеба»?
Вспомнил. Теперь вспомнил. В миг, когда некто, тенью мелькнувший на втором этаже княжеской виллы в Риме, сбросил его с лестницы, переваливаясь спиной через перила, он судорожно сглотнул воздух и почувствовал, как что-то застряло в горле.
Он проглотил камень. Фамильный алмаз Лазаревых и Абамелеков. Овальный камень размером с небольшое яйцо.
Но если он проглотил алмаз, то, как ни натуралистично в том признаваться, камень должен был из него выйти. На следующий день. Или через день. Тогда его, более не нужного, выбросили бы в море…
Не выбросили. Почему?
«Нужна кружка Эсмарха, камень сразу и выйдет».
«Вы б еще целый гошпиталь заказали! Билеты с перепугу на первый же попавшийся пароход взяли. На „Святом Константине“ ни врача, ни аптекаря!»
«Сами шумели про грозящую вам неустойку, чтоб быстрее в Ростов, чтоб плыть без остановок. Теперь ждите, пока мальчишка сам вам камень отдаст, а там мальчишку за борт!»
«Абамелек за мальчишку вас из гроба достанет. Дождемся камня и бросим его здесь. Без камня он нам зачем?»
«Запор у него. Ни малейшего эффекта».
«Так вы ж его морфием колете и не кормите. Кормите, камень быстрее выйдет!»
«Как кормить в беспамятстве? А без морфия никак невозможно. Чтоб мальчишка нас запомнил и Абамелеку доложил, нет уж! Дождемся берега, уже скоро».
— Варвара! Варенька!
— Вся туточки.
— Те господа, которые привезли меня, где они теперь?
— Так съехали. Как камушку блестящую из вашего говнеца вынули, чуток отмылись и сразу съехали.
— Говне…
О Боже! Грезить о Прекрасной даме, твердить наизусть любимейшего Блока:
«Она, как прежде, захотела
Вдохнуть дыхание свое
В мое измученное тело,
В мое холодное жилье…» —
чтобы потом вдруг очутиться в дешевом номере захолустной гостиницы перед крестьянской девочкой, рассказывающей про его гов… Какой стыд!
— Господа ж, которые ваше благородие приволокли, за дохтуром меня посылали, а дохтур в аптеку меня гонял, название на бумажке написал — кружка Эх… Эс… Мудреного чего-то там кружка. На деле обнакновенная клизьма оказалась.
— Зачем клизма?
— Так ить вашему благородию ставили. Дохтур и ставил. А те двое потом в тазике копались, пока чегой-то не нашли. Орех, что ли, какой или камень, отмыли — заблестело!
— Алмаз! Что я теперь скажу СимСиму!
— Они блестелый камешек в карман, и ходу. Денежку мне дали, чтоб прибрала да подле вас посидела. Большую денежку! Тапереча на денежку эту я гостинцев всем сеструшкам-братушкам куплю, и матери шаличку, и батяне табачку.
Иван от стыда глаза зажмурил. Ужас! Чтобы ему прилюдно ставили клизму, да еще и заставляли малолетку за ним убирать. Какой позор! Позор! Бежать скорее, чтобы больше этой несчастной девочке в глаза не смотреть. Прогнать, прогнать ее скорее. Денег дать и прогнать! Хотя откуда у него деньги!
Иван сел на кровати, оглядел себя — не по размеру большая, доходящая едва не до колен исподняя рубаха, и все. Снова он без одежды. И без денег. И неизвестно, в какой дыре. Как выбираться отсюда, неведомо. Надобно телеграфировать. Только не в Петербург, у маменьки удар случится. Телеграфировать надо князю Семену Семеновичу в Рим. Но как?
23
АЛМАЗНЫЕ УРОКИ
И пошло-поехало….
Утренняя аудиенция Его Высочества — это надо было видеть!
Нам с Алиной принесли кофе и прочие радости раннего завтрака, который для меня был одновременно вчерашним обедом и ужином. И усадили перед плазменным экраном, на котором шла прямая трансляция из соседнего зала, по периметру уставленного диванами. Баб на аудиенцию Его Высочества на дух не допускали.
— Женщинам в мужских разговорах участвовать не полагается, — прокомментировала Алина.
— Бедные женщины, — посочувствовала я.
— Это они-то бедные?! — воскликнула Алина. — Все в золоте. Ты видела, сколько на них за один раз навешано? У тебя столько драгоценностей вовек не будет! У каждой лимузин с водителем и охранником. Хоть в хиджаб или некаб замотаны, зато под абайей [58] белье — годовой доход нашего с тобой мужа. И это не мы их, а они нас, несчастных западных дур, жалеют, которые все на себя взвалят и волокут, да еще и любовь к севшему на шею супругу или любовнику изображать силятся. Имей в виду!
58
Абайя — арабское женское платье.
Наглядная разница между Кимом и Его Высочеством явно сказалась на мироощущении моей последовательницы, а предстоящее путешествие в компании Шейха подлило масла в огонь каких-то ее тайных устремлений.
На экране в зале, заполненном просителями более чем небедного вида, появился наш друг Шейх. Глядя строго перед собой, прошел в центр, уселся на небольшом возвышении в арке, чуть подкачавшей по количеству виньеток. Впрочем, моему искаженному западному сознанию не понять, какой у каждой из этих виньеточек тайный смысл. И начался церемониал. Каждый отделявшийся от дивана бочком продвигался в сторону шейхского восседания и, не смея взглянуть в глаза правителю, что-то мямлил по-арабски.