Знаковые моменты
Шрифт:
Полтора десятилетия спустя, в 1962-м, нацию взбудоражили сразу две документальные книги: «Молчаливая весна» Рэйчел Карсон, первый яркий образец экологического «алармизма», и «Другая Америка» Майкла Харрингтона, открывшая глаза богатой Америке на параллельное с нею существование иной – бедной. А в 1970 году вышел шокирующий репортаж известного журналиста Сеймура Херша «Май Лай 4», посвященный трагедии в южновьетнамской деревушке Май Лай, у нас более известной как Сонгми. Результатом этого расследования, несмотря на активные попытки президентской администрации и высшего военного командования замять скандал, стал знаменитый процесс над лейтенантом Колли, по приказу которого американские солдаты вырезали население деревни, не пощадив даже женщин и детей.
Но вершиной деятельности журналистов-«грязекопателей»
Привычка к грязи
Для миллионов американцев пионеры разоблачительной журналистики по сей день остаются эталоном гражданского мужества и верности профессии. СМИ в этой стране видятся цепным псом, охраняющим общество от произвола властей, исполнительной, законодательной и судебной, и крупных корпораций, то и дело пытающихся диктовать свою волю рядовому потребителю. Еще более укрепили это реноме недавние громкие «дела» таких гигантов, как Enron, Global Crossing и WorldCom.
Здесь уместно упомянуть, что после событий 11 сентября 2001 года США, по мнению многих аналитиков, начали «леветь» – с угрожающей скоростью дрейфовать в сторону госрегулирования всего и вся. Последовательных либералов усиливающееся влияние государства сильно беспокоит, но большинство перепуганных американцев готовы, кажется, пожертвовать ради национальной безопасности свободами, всегда считавшимися главным национальным достоянием.
В этой связи неудивителен недавний успех бестселлера «Грошовая жизнь: как (не) прожить в Америке» журналистки Барбары Эренрейч, которую коллеги уже окрестили второй Идой Тарбелл. Решив проверить, можно ли существовать в богатейшей стране мира на гарантированную законом минимальную ставку почасовой оплаты (в 1998 году она составляла больше $6), Эренрейч год проработала домработницей, горничной в отеле, медсестрой в ночлежке, официанткой и продавцом в супермаркете. Основные выводы книги: не существует такого понятия, как «неквалифицированный труд»; прожить на минимальную оплату сегодня в Америке физически невозможно (проще получать пособие по безработице); следовательно, федеральная власть должна вмешаться и навести порядок.
Оппоненты этой точки зрения тоже вспомнили о Тарбелл, но в другой связи. В ряде недавних публикаций журналистке попеняли и за отсутствие специального экономического образования, и за излишнюю демонизацию образа Рокфеллера. Упомянули и личные мотивы. Дело в том, что отец Тарбелл сам занимался нефтяным бизнесом и потерпел на этой ниве неудачу. И вообще, мол, не так страшны монополии, как их малюют падкие на грязь малограмотные и пристрастные журналисты. А столетней давности нападки на Standard Oil всего лишь негодные попытки правительственных бюрократов наложить лапу на процветающий бизнес и рыночные свободы.
Знакомство с сегодняшней полемикой вокруг легендарных «разгребателей грязи» рождает странное чувство, будто все это произносилось не раз и буквально рядом. Хотя отличие от нашей Думы, к примеру, все-таки имеется: в Америке даже критики журналистских расследований признают, что подобная «грязете-рапия» имеет право на существование. Действительно, ее целительные для общества свойства очевидны. Вопрос только в том, когда и при каких заболеваниях использовать «грязелечение» и кто это будет делать: специалист или лекарь-дилетант.
Анастасия Фролова
Первые выстрелы Первой мировой
16 марта 1914 года в редакции парижской газеты «Фигаро» прозвучали один за другим шесть выстрелов. Стреляла Генриетта Кайо – жена известного французского политика, министра финансов Жозефа Кайо. Через несколько часов главный редактор газеты Гастон Кальметт скончался от полученных ран в больнице. Это было одно из трех убийств, проложивших дорогу к первой мировой войне.
– Ты будешь заниматься политикой, мой мальчик. У тебя есть возможность сделать карьеру в Сарте, но будь осторожен, сынок, будь осторожен, опасайся своего взрывного характера.
Эжен Кайо не ошибся. Его сын Жозеф очень рано стал депутатом парламента и, как и отец, министром финансов. Он унаследовал от отца не только способности финансиста и политика, но и весьма значительное состояние и положение в обществе. На этом сходство заканчивалось: если Кайо-отец был католиком, убежденным монархистом и вообще человеком последовательно правых взглядов, то Кайо-сын был переменчив и одно время даже считался общепризнанным лидером левых сил. Жозеф Кайо был крайне высокомерен, не упускал возможности подчеркнуть свое интеллектуальное превосходство и вовсю пользовался преимуществами обладателя крупного состояния, да и вообще умел удивительно легко возбуждать неприязнь. В истории Франции начала ХХ века он трижды сыграл существенную роль. Сначала как финансист, годами добивавшийся и добившийся-таки введения прогрессивного подоходного налога. Затем как премьер-министр, урегулировавший в 1911 году агадирский кризис, когда Германия покушалась на французский протекторат Марокко. И наконец, как муж собственной жены, пошедшей ради него на преступление: в 1914 году дело Генриетты Кайо затмило для французов, да и для многих других европейцев, приближающуюся европейскую катастрофу.
«Я убила его, чтобы научить его жить»
Визит дамы
Утром 16 марта 1914 года Жозеф Кайо предупреждает жену: «Послушай, если Кальметт будет публиковать нашу переписку, я набью ему морду». Но Генриетта Кайо не стала ждать. Проводив мужа, она отправляется в знаменитый магазин оружия Гастин-Ренетта, где ей советуют купить браунинг: женщине легче с ним управляться, чем с револьвером. Генриетта просит разрешения потренироваться в тире, расположенном в подвале магазина. Результат вполне приличный: три пули из пяти достигают цели. Ей объясняют, как заряжается оружие. Выйдя на улицу и сев в экипаж, она досылает патрон в патронник, ставит браунинг на предохранитель и едет в банк, чтобы забрать кое-какие бумаги. Потом возвращается домой и пишет мужу: «Мое терпение кончилось».
Ближе к вечеру Генриетта Кайо в элегантном туалете и меховом манто входит в редакцию газеты «Фигаро» и просит аудиенции у главного редактора. Она терпеливо ждет больше часа, пряча руки в пушистой муфте. Наконец появляется Кальметт и интересуется целью неожиданного визита. «Вы знаете, зачем я здесь», – слышит он в ответ. Почти одновременно с этими словами раздались выстрелы. Генриетта Кайо выпустила шесть пуль в Кальметта с расстояния нескольких метров. Кальметт инстинктивно пригнулся, и первые две пули попали в книжный шкаф за его спиной, но четыре последующие тяжело ранили его в живот. «Не притрагивайтесь ко мне. Я дама!» – решительно останавливает Генриетта сотрудников редакции, вбежавших в кабинет. «Я исполнял свой долг. То, что я сделал, я сделал не из ненависти», – произносит Кальметт, когда его увозят в клинику Нейи. Медики долго не решаются на операцию, а когда она в конце концов сделана, уже слишком поздно. В тот же день Кальметт умер.