Знаменитые актеры
Шрифт:
Она до обидного мало сыграла, гораздо меньше, чем могла и хотела. Долгие творческие простои в период безвременья отнимали силы, иссушали душу. И каким же поистине должен был быть успех тех немногих, лучших ее работ, чтобы обессмертить ее имя!
Жизнь Анны Маньяни не задалась с самого начала. Ее появление на свет было окружено тайной. Отец девочки так и остался неизвестным, а мать всегда была для нее чужой и далекой. В прессе сведения о ее родителях часто искажались: в некоторых источниках утверждалось, что она вообще подкидыш, а в таком солидном издании, как итальянский «Словарь деятелей киноискусства», указывалось, что актриса родом из Александрии, а ее отец — египтянин. Сама же Маньяни писала: «Все это неправда. Мой отец из Калабрии, а мать — римлянка. Я тоже родилась в Риме, на той стороне Тибра, где нет дворцов. Родители рано отдали меня на воспитание бабушке… Я жила с бабушкой, пятью тетями и одним дядей». Большого достатка в семье не было, но и голода тоже. Близкие относились к ней с любовью, однако счастливой она
Первый раз Анна встретилась с матерью в девять лет. К тому времени та вторично вышла замуж за богатого австрийца и действительно жила в Египте. Увидев дочь, она пришла в ужас от ее вида, дурного воспитания, невежества и решила поместить девочку в католический колледж. Впечатлительная, привыкшая к свободе Анна восприняла это заведение как тюрьму и постаралась побыстрее выбраться из нее. После того, как она с подружками открыла все краны в душевой и устроила в здании потоп, а потом разыграла смешную пантомиму за спиной у сестры-наставницы, ей это удалось. Бабушка с радостью забрала «изгнанницу» домой. Но и в школе девочка училась неохотно. «Я никогда не любила школу, — вспоминала актриса. — Как мне удалось ее закончить, не знаю. Мне самой это кажется чудом. Я никогда не готовила уроков, вообще не выполняла никаких заданий — и получала хорошие отметки. За это я должна благодарить свою память. В конце года я продавала свои учебники совсем новенькими, обеспечивая себе таким образом небольшой доход…»
Девочке больше нравилось одиночество, чтение романов «плаща и шпаги». Она любила фантазировать, и воображение уводило ее в дальние страны. В 15 лет она побывала в Египте. Но восторг от поездки и встречи с матерью сменился разочарованием, страданием от ее невнимания. Мать так и не смогла привыкнуть к трудной, замкнутой и потому чужой ей девочке, которая не вписывалась в ее новую жизнь. Позднее Анна с болью напишет: «…я, увы! не сумела по настоящему покорить ее сердце».
Вернувшись в Рим, Маньяни принимает первое взрослое решение — стать актрисой. Впоследствии она так объяснит его: «Очевидно, именно стремление к независимости заставило меня избрать свою профессию. А может быть, и нет. Может быть, я избрала эту профессию потому, что мне хотелось быть любимой, хотелось, чтобы мне дарили любовь, которую до сих пор мне приходилось выпрашивать». Она получила эту любовь, но очень дорогой ценой.
В 16 лет Анну без экзаменов приняли в Академию драматического искусства им. Элеоноры Дузе. Преподаватели были просто поражены ярким дарованием ученицы: некрасивая, угловатая и неуклюжая девушка на сцене превращалась в богиню. Она так блестяще выступила в курсовом спектакле, что сразу же получила приглашение в ведущую театральную труппу столицы, которую возглавляли корифеи сцены Вера Вергани и Дарио Никодемио. Маньяни подписала с ними свой первый контракт на полтора года и сразу же отправилась на гастроли в Милан.
Но несмотря на очевидную одаренность девушки, карьера ее складывалась медленно и очень трудно. Маньяни писала об этом: «Как я начинала? Театральный зал после спектакля, недоеденный бутерброд, затхлый запах провинциальных лож, умывальник, всю ночь монотонно роняющий капли и доводящий вас до безумия… еще двести километров в поезде, и опять репетиции, и опять убегающий от тебя сон… и постоянное волнение перед выходом на сцену… Роли субреток, со скоростью молний пробегающих из конца в конец сцены со словами: «Обед готов, мадам». Отчаяние, тяжелые приступы хандры, слезы унижения». И вдруг, как свет в конце тоннеля, появился удобный случай показать себя. Молодая премьерша вышла замуж и ушла со сцены, а Маньяни заняла ее место. Вместе с труппой она в 1928 г. отправилась на гастроли в Аргентину. Казалось, мечты и надежды Анны начинают сбываться. Но на нее одно за другим обрушиваются сразу три несчастья. Еще по дороге в Аргентину девушка познакомилась с молодым, но уже известным пианистом Карло Дзекки. Между ними вспыхнула любовь, но накануне свадьбы жених погиб в автомобильной катастрофе. Вслед за этим распалась труппа, и актриса оказалась без работы. Но самым большим ударом для Анны стала смерть бабушки, единственного по-настоящему близкого ей человека. «В этот день, — вспоминала она потом, — да, именно в этот день проснулся мой мятежный дух, появилась сила, заставляющая выйти наружу что-то глубоко запрятанное и сопротивляющееся, теперь я могла кричать, когда чувствовала в этом потребность, и молчать, когда мне не хотелось говорить. Да, в этот день родилась «Маньяни».
По совету Веры Вергани актриса решила попробовать себя на эстраде. Она участвует в ревю Гандузио и неожиданно даже для себя начинает приобретать известность в этом жанре.
В 1934 г. Маньяни впервые снялась в кино. Ее дебют в фильме «Слепая из Сорренто» прошел незамеченным, но самой актрисе работа на съемочной площадке понравилась. Однако камнем преткновения для кино стала ее внешность. Она не отвечала модным стандартам красоты, а многие специалисты, в том числе знаменитый в те годы режиссер Гоффредо Алессандрини, считали ее некиногеничной. Ф. Оцеп, снявший Маньяни в фильме «Княжна Тараканова» (1938 г.), прямо сказал ей: «Нет, с таким лицом не быть тебе киноактрисой. Посмотри только на свой нос! И свет
На этот же период жизни актрисы приходится и ее единственное недолгое замужество. В возрасте 27 лет она вышла замуж за красавца Гоффредо Алессандрини, которого любила страстно и самозабвенно. Позднее Анна вспоминала: «Уж очень я влюбилась в него. Я больше не думала о театре. По правде сказать, я вообще перестала думать, и когда он спросил: “Может, поженимся?” — я сразу ответила “да”. Если бы он меня спросил: “Может, бросимся в Тибр?” — я тоже ответила бы “да”». Несмотря на то что супруги были очень разными — Гоффредо — человек светский, общительный, легко увлекающийся, а Анна, раскованная и яркая на сцене, но замкнутая и вспыльчивая в жизни, — их брак поначалу казался счастливым. Но скоро семейная пастораль сменилась драмой. «В течение семи лет, прожитых с мужем, — вспоминала Анна, — я познавала, что такое счастье, ревность, сомнения и гнев… Когда позднее я узнала, что у моего мужа были другие встречи, другие женщины, я чуть не сошла с ума… Я угрожала, вопила, топала ногами, плакала… Я была так несчастна… и мы разошлись. Я человек трезвый и во всем отдаю себе отчет. Гоффредо всегда был мне хорошим мужем, и смею ли я сердиться на него за то, что в какой-то день он предпочел мне другую женщину? Нет, я сама была виновата. Ведь я могла бы прикидываться, ловчить, смотреть на все сквозь пальцы. Но я не умею этого…»
Крушение личного счастья вернуло Маньяни к тому, что она умела, — к сцене и экрану. В 1939 г. она успешно сыграла главные роли в спектаклях «Анна Кристи» О’Нила и «Окаменевший лес» Шервуда, получив самую высокую оценку критиков: «Анна Маньяни — редкостная актриса, которая, к сожалению, появляется на театре лишь от случая к случаю, сумела создать удивительный сценический образ. Ее самобытный талант не должен уходить в песок, распыляться на малозначительные роли в фильмах».
Не меньшей популярностью пользуются и возобновленные ею выступления в варьете, теперь уже совместно с прославленным комиком Тото.
Вместе с успехом к ней снова приходит любовь — мучительная и безнадежная. На этот раз к молодому актеру Массимо Серато. Анна живет надеждой и сомнениями, как бы предчувствуя очередное предательство. В 1942 г. у нее рождается сын Лука, но вместе с радостью сбывается и самое худшее. Возлюбленный тайно уезжает, оставив ее с малышом, который вскоре заболевает полиомиелитом. Ее материнское горе беспредельно. Но, собрав все свое мужество, она продолжает упорно работать. В тяжелое военное время актриса бесстрашно выступает со скетчами, высмеивающими фашистов, снимается в кино. И, наконец, в 1945 г. наступает ее звездный час. Молодой режиссер Роберто Росселлини предлагает ей сыграть в фильме «Рим — открытый город». Роль Пины — простой итальянской женщины, как бы вышедшей из уличной толпы, напористой и решительной, гордой, резкой, нежной и наивной, олицетворяла лучшие черты народного характера. Именно такую героиню ждала Маньяни все эти годы. Актриса сыграла ее на одном дыхании, без репетиций, так убедительно и достоверно, словно сама прожила такую же жизнь. Точность «попадания» в образ была поразительной. Когда сценарист во время съемок сцены гибели Пины предложил протянуть веревку, чтобы ее падение после выстрела было естественным, Маньяни сказала: «Не беспокойся, я упаду так, что ты будешь доволен». И она сделала это так достоверно, как никто до нее не делал, так что этот кадр вошел в золотой фонд мирового кино.
Этот фильм, ознаменовавший приход неореализма в итальянское кино и получивший феноменальный успех у зрителей, принес Маньяни мировую славу. Она стала настоящим открытием для режиссеров, и неправильные черты лица актрисы уже ничего не значили по сравнению с тем опаляющим жаром, которым дышал весь ее облик. Видимо, потому эта маленькая (ниже среднего роста) женщина казалась крупной и статной, а ее светло-зеленые глаза — темными, глубокими и бархатистыми. В сочетании с роскошной копной волос они создавали портрет этакой черноглазой валькирии, «маску Медузы», как назовут ее впоследствии многие критики. В течение пяти лет Маньяни снимается в 13 фильмах, лучшими из которых стали «Долой богатство!», «Долой нищету!», «Бандит» (все в 1946 г.), «Депутатка Анджелина», «Мечты на дорогах» (оба в 1947 г.) и конечно же «Любовь» (1948 г.), снятый Р. Росселлини. С этим талантливым режиссером актрису соединяло не только творчество, но и самое глубокое чувство, последнее в ее женской судьбе. Позднее об их отношениях Маньяни говорила: «Я всегда любила Росселлини, даже когда ненавидела». Причиной многолетней ненависти, разлучившей их, как всегда, стала измена. Роберто, собиравшийся снять Анну в фильме «Стромболи — земля божья», предпочел ей молодую, но уже знаменитую Ингрид Бергман. Предпочел не только как актрису, но и как женщину. Узнав об этом, не терпящая лжи в отношениях Анна с присущим ей темпераментом в порыве гнева швырнула ему в лицо блюдо со спагетти. Но, как вспоминал один из их общих друзей, долгие годы после их разрыва она хранила молчание и «не произносила в адрес Роберто и Ингрид ни одного дурного слова. Эта женщина была великой и в своем искусстве, и в своих поступках».