Знаменитые петербургские дома. Адреса, история и обитатели

Гусаров Андрей Юрьевич

Н.В. Мезенцев

События рокового дня передал писатель Б.Б. Глинский, основываясь в своем рассказе на статью в газете «Новое время»: «Николай Владимирович вставал обыкновенно очень рано и совершал ежедневно прогулки пешком, во время которых посещал часовню у Гостиного двора, на Невском. Зайдя туда и 4 августа, в девятом часу утра, Николай Владимирович по окончании молитвы в сопровождении своего бывшего товарища, отставного подполковника Макарова, направился обратно домой, через Михайловскую улицу, Михайловскую площадь и Большую Итальянскую улицу Едва он вступил

на мостовую Итальянской улицы и поравнялся с домом Кочкурова, перед самыми окнами кондитерской приблизились к нему двое шедших навстречу людей, весьма прилично одетых. Один из них нанес ему рану кинжалом и вместе со своим спутником поспешно сел в поджидавший тут же экипаж. Г. Макаров сделал попытку задержать их, но в него сделали выстрел из револьвера, пуля пролетела мимо, а виновники катастрофы, никем не задержанные, так как в этой местности не было ни одного полицейского стража, а равно отсутствовала и публика, успели скрыться. Рассказывают, что они быстро поскакали по Итальянской и завернули на Малую Садовую; кучер, по всей вероятности, был из числа сообщников; рассказывают, что они будто бы и в предыдущие дни являлись на то же место, где были сегодня. Несомненно только, что преступники имели собственный экипаж, запряженный хорошею лошадью в серебряной упряжи. Заключают некоторые по этим признакам, что это люди со средствами. На одном из них было надето серое пальто. Сам Николай Владимирович в момент катастрофы не потерял присутствия духа, и когда выбежавшие на выстрел из кондитерской занятые в ней уборкой приказчики с ужасом спросили: „Кто ранен?“ – Николай Владимирович отвечал, что ранен он, и при этом указал на свою окровавленную одежду. При помощи полковника Макарова и вышедшего из соседнего дома камергера Бодиско Николай Владимирович Мезенцов дошел по Итальянской до угла Малой Садовой, где его посадили на извозчика. Оттуда он доехал до своей квартиры у Цепного моста, на Фонтанке. Значительное истечение крови скоро обессилило раненого. Приглашенный в 11 часов утра доктор Мамонов, осмотрев больного, нашел, что положение его серьезное. И действительно, несмотря на помощь, оказанную ему докторами во главе с знаменитым тогда хирургом Богдановским, в 4 часа в области раны и желудочной полости открылись сильнейшие боли, и в 5 часов 15 минут в ужасных страданиях В.Н. Мезенцов скончался».

C.M. Степняк-Кравчинский

Убийство В.Н. Мезенцева стало местью за расстрел 2 августа в Одессе революционера И.М. Ковальского. Степняк-Кравчинский сумел скрыться от полиции и бежал в Швейцарию, где вскоре выпустил политический памфлет «Смерть за смерть». «Шеф жандармов – глава шайки, держащей под своей пятой всю Россию, – писал революционер, – убит. Мало кто не догадался, чьими руками был нанесен удар. Но, во избежание всяких недоразумений, мы объявляем во всеобщее сведение, что шеф жандармов генерал-адъютант Мезенцев действительно убит нами, революционерами-социалистами. <…> Объявляем также, что убийство это как не было первым фактом подобного рода, так не будет и последним, если правительство будет упорствовать в сохранении ныне действующей системы. <…> Мы – социалисты. Цель наша – разрушение существующего экономического строя, уничтожение экономического неравенства, составляющего, по нашему убеждению, корень всех страданий человечества. <…> Но как ни возмутительно здесь такое наглое самоуправство жандармов и их клевретов, как ни чудовищно, как ни беспримерно в истории их бессовестное издевательство над судом и обществом, над всеми человеческими правами, тем не менее мы можем указать на факты еще большего, просто цинического презрения их ко всякому закону. Мало того, что они нас хватают по своему полному произволу, без всякой санкции какой бы то ни было, хотя бы даже русской, рабски покорной юридической власти; мало того, что они по произволу перерешают приговоры даже таких судов, как Особое присутствие Сената, – на самые приговоры, ими самими продиктованные, они просто плюют, когда им это покажется выгодным. <…> Вот что делают у нас жандармы! Наша свобода, жизнь, жизнь всех людей, нам близких, отданы на

полный произвол первой жандармской ищейки! <…> Молчит печать. Молчит общество. Мы, социалисты, отданы на съедение жандармам. Они делают с нами все, что им угодно. <…> Пусть же ответит нам всякий честный, порядочный человек, что же остается нам делать?

Господа правительствующие жандармы, администраторы. Вам повинуется миллионная армия и многочисленная полиция; вашими шпионами наводнены все города и скоро наводнятся все деревни; ужасны ваши тюрьмы и беспощадны ваши казни. Но знайте: со всеми вашими армиями, полициями, тюрьмами и казнями вы бессильны и беспомощны против нас! Никакими казнями вы нас не запугаете! Никакими силами не защититесь от руки нашей! <…> Горе, горе вам, если вы решитесь идти до конца по этому пути. Нас вы не напугаете – это знаете вы сами. Вы нас сделаете только еще беспощаднее к вам. И знайте, что у нас есть средства еще более ужасные, чем те, которых силу вы уже испытали; но мы не употребляли их до сих пор, потому что они слишком ужасны. Берегитесь же доводить нас до крайности и помните, что мы никогда не грозим даром!..».

К истории более позднего периода относятся события начала 1920-х гг., когда в доме Виельгорских действовала знаменитая масонская ложа «Астрея Рутеника» (Великая ложа «Русская звезда»). Собрание членов ложи проходили на втором этаже, в квартире Ольги Евграфовны Ивановой-Нагорновой. Возглавлял ложу Генеральный секретарь Ордена мартинистов Борис Викторович Астромов-Ватсон (настоящая фамилия – Кириченко). Он женился на дочери Ивановой-Нагорной, которая, в свою очередь, была мастером женской масонской ложи.

Ложа в доме Виельгорских просуществовала недолго – в 1925–1926 гг. ОГПУ арестовало всех братьев, которых осудили на разные сроки лагерей.

Дом Мятлевых

(Почтамтская ул., 2/9)

Наш последний дом – старейшее здание на Исаакиевской площади. Это дом камергера и главы Ассигнационного банка Петра Васильевича Мятлева, купившего его в 1817 г.

Здание в стиле раннего классицизма построено здесь в 1760-х гг. по заказу генерал-поручика и шталмейстера Льва Александровича Нарышкина, возможно, архитектором А. Ринальди или Ю.М. Фельтеном.

По отзывам современников, это «прелестный розовый дом с узорчатым балконом на мраморных колоннах, стоящий на углу Исаакиевской площади и Почтамтской улицы. Этот дом, построенный, судя по своему стилю, в 1760-х годах, принадлежал когда-то веселому хлебосолу Левушке Нарышкину и с этом же доме, видавшем самые блестящие празднества Екатерининского времени, в квартире О.А. Жеребцовой, разыгралась одна из заключительных сцен трагедии убийства императора Павла. Дом этот, находящийся уже несколько поколений в собственности фамилии Мятлевых, так же интересен внутри, как и снаружи».

Упомянутая здесь квартира Ольги Александровны Жеребцовой, родной сестры братьев Зубовых, действительно стала центром планирования дворцового переворота. Находчивая Жеребцова открыла у себя салон, где устраивала вечера – место встреч заговорщиков, в частности, графа П.А. Палена, Платона, Николая и Валериана Зубовых и лорда Уитворта, посла Великобритании в России. Свержение императора Павла I она пережидала в Лондоне, а новость об этом из Петербурга застала ее на балу у короля Пруссии Фридриха Вильгельма III.

Дом Мятлевых

По другой версии, дом строился для князя Михаила Михайловича Голицына, а Нарышкин купил его в 1772 г.

После его смерти в 1799 г. дом перешел по наследству к Александру Львовичу Нарышкину, сыну покойного, служившему директором Императорских театров. С 1815 г. он много времени проводил за границей, в Европе, а после отставки и вовсе уехал в Париж, где прожил остаток жизни. Дом на Исаакиевской площади стал ему не нужен, и он продал его.

Со сменой владельца в здании прошла реконструкция, автор которой неизвестен, хотя есть предположение, что это Л. Руска. Никаких иных переделок в доме в дальнейшем не было, лишь в 1872 г. архитектор И.И. Цим перестроил правую часть здания.

Главный фасад трехэтажного особняка выходит на площадь и оформлен небольшим портиком с двумя парами мраморных колонн и с балконом в верхней части. В районе балкона и полуциркульного окна третьего этажа можно видеть декоративные барельефные панно с изящным рисунком. Внутри здания частично сохранилась отделка первой четверти XIX в., а большую историческую ценность представляют интерьер Большого мраморного зала с колоннами и сохранившиеся в некоторых помещениях изразцовые печи.

В марте 1820 г. на верхнем этаже, в зале с хорами, освятили домовую церковь Воскресения Христова. В храме установили алтарь из красного дерева с бронзовыми накладками. В 1875–1876 гг. художник Д.Н. Мартынов написал для него новые иконы, запрестольный образ и плащаницу. Церковь в доме закрыта в 1918 г., и полностью ликвидирована спустя восемь лет.

Особняк Мятлевых был известен в Санкт-Петербурге 1830-х гг. музыкальным салоном, гостями которого являлись И.А. Крылов, В.А. Жуковский, А.С. Пушкин и многие другие известные литераторы. Вдова директора Ассигнационного банка, который умер в 1833 г., статс-дама Прасковья Ивановна Мятлева владела домом до 1859 г., затем он перешел наследникам. Последним владельцем здания, судя по всему, стал генерал Евгений Васильевич Богданович, знаменитый публицист начала XX столетия.