Знают ответ орхидеи

Стаут Рекс

Члены жюри рассаживались по своим местам, но они меня ни с какого бока не интересовали. Оживление в зале суда, предшествующее оглашению вердикта, обычно вызывает у всех возбуждение, однако я его на сей раз не чувствовал. У меня вовсю работала голова, а взгляд был сосредоточен на спине обвиняемого: я пытался его заставить обернуться. Когда офицер огласил выход судьи и все как один встали, я сделал это самым последним. Судья уселся на свое место и разрешил всем нам сделать то же самое. Я могу в точности повторить вам слова клерка, вопрос, который судья задал старшине присяжных, вопрос, заданный старшине присяжных клерком, поскольку это обычная рутина судебного заседания.

Первые

слова, смысл которых до меня дошел, были словами старшины присяжных. Он сказал:

— Мы нашли подсудимого виновным в предъявленном ему обвинении — совершении убийства первой степени тяжести.

По залу пронесся гул, вернее, что-то, состоящее из отдельных восклицаний и ропота, а женщина сзади меня издала звук, напоминающий хихиканье. Я все так же не спускал глаз с объекта моего наблюдения, и очень хорошо, что не спускал. Он вдруг поднялся со своего места, стремительно обернулся и обвел взглядом зал суда. Это был дерзкий, испытующий взгляд, который на сотую долю секунды коснулся и меня тоже. Но тут охранник взял молодчика за локоть и усадил на место. Встал Алберт Фрейер и попросил жюри проголосовать.

Обычно во время подобной процедуры присутствующие сидят не шелохнувшись, мне же, как говорится, во что бы то ни стало приспичило «позвонить». Нагнув голову и прижав к губам ладонь, точно я хотел удержать готовые сорваться с моих уст слова, я шагнул в проход, припустился по нему галопом и был таков. Мне было невмоготу дожидаться едва ползущего лифта — я кинулся к лестнице. Возле здания суда несколько человек ловили такси, я прошел квартал в южном направлении, поймал такси, уселся и дал шоферу адрес.

Я прибыл в самую тютельку. Часы показывали 5.58, когда в ответ на мой звонок появился Фриц и, откинув цепочку, позволил мне войти. Через две минуты Вульф должен был спуститься из оранжереи. Фриц вошел за мной следом в кабинет и доложил, что главным событием, происшедшим в мое отсутствие, был звонок от Сола, который сообщил, что встречался с тремя П. Х., но ни один из них не был тем, кто нам нужен. Тут вошел Вульф и занял свое место у стола. Фриц удалился на кухню.

— Порядок? — спросил Вульф, скосив глаза в мою сторону.

— Отнюдь нет, сэр, — сказал я. — Сдается мне, что Пол Хэролд, то есть Питер Хейз, был только что обвинен в совершении убийства первой степени тяжести.

Вульф поджал губы. Но тут же их отквасил.

— И сильно сдается? Садись. Ты ведь знаешь, что я не люблю тянуть шею.

Я уселся в свое кресло и повернулся в его сторону.

— Мягко говоря, сдается, на самом же деле я в этом уверен. Требуется подробный отчет?

— Да. Сугубо по делу.

— В таком случае начнем с самого начала. Когда я вышел из дома, мне на хвост сел шпик. В этом я тоже абсолютно уверен. У меня не было времени на то, чтобы подразнить его и оставить с носом, поэтому я от него попросту избавился.

Вульф привычно хрюкнул.

— Дальше, — потребовал он.

— Когда я вошел в зал суда, жюри еще совещалось, но вскоре эти сукины дети появились. Я сидел впереди, в третьем ряду. Ввели обвиняемого, который прошел в двадцати футах от меня, так что я его хорошо видел, но, увы, не долго и главным образом в три четверти и в профиль. Я был полон сомнений и уже склонялся к тому, что следует бросить монету — орел или решка? Потом он сел и оказался ко мне спиной. Когда старшина присяжных огласил приговор, он вскочил на ноги, чтобы окинуть взглядом зал и кого-то в нем увидеть. В его взгляде был неизвестно кому адресованный крик: «Оставьте меня в покое!» И вот тут-то я увидел его в анфас. На его лице

отражалась безрассудная дерзость, та самая, что есть в лице нашего юноши с фотографии. Надень на него академическую шапочку и эту самую хламиду, да еще скости одиннадцать лет — и будет Пол Хэролд. Я тут же отчалил. Кстати, еще одна деталь. Я в сущности дал понять Алберту Фрейеру, что нас не интересует Питер Хейз, так вот, он увидел меня в зале суда, презрительно фыркнул и пообещал, что мы еще о нем услышим.

Вульф уставился на меня.

— Черт побери! — выдохнул он. — Но ведь нам было поручено всего лишь найти его. Мы можем доложить мистеру Хэролду, что его поручение выполнено.

— Нет. Хотя я и уверен, что это так. Стоит дать Хэролду знать, что его собственный сын обвиняется в убийстве, как он прискочит из своей Омахи взглянуть на него через решетку и непременно скажет «нет». И уж тогда лейтенант Мэрфи от души посмеется над тремя ослами. Не просто посмеется, а околеет со смеху. К тому же мне достанется на орехи от вас.

— Ты считаешь, у нас безвыходное положение?

— Вовсе нет. Лучшее, что вы могли бы сейчас предпринять, так это повидать его и сделать собственный вывод. Но поскольку вы не любите заниматься делами на выезде, а он не имеет возможности приехать сюда для личной беседы с вами, вам остается во всем положиться на меня. То есть отправить к нему меня.

— Ты, Арчи, человек талантливый. Я всегда восхищался твоим умением найти выход из безвыходного положения.

— Я сам этим восхищаюсь. Но у всего есть свой предел, к которому мы в данный момент подошли. Именно об этом я размышлял в такси по дороге сюда. Креймер, Стеббинс, Мандельбаум или кто-нибудь еще из казенного ведомства быстро пронюхают, что к чему, узнает и Мэрфи, который, как вы знаете, человек сообразительный. И если этот субъект на самом деле окажется Полом Хэролдом, кому достанутся все лавры? Здесь вы должны проявить свой, могучий, как старое дерево, талант.

Он гадко хрюкнул и позвонил, чтобы принесли пиво.

— Подробный рапорт, пожалуйста. Все, что ты видел и слышал в суде.

Я засел за работу, на что ушло не много времени, и окончил ее на том самом месте, когда клерк начал подсчитывать голоса, а я в спешном порядке покинул зал. Тут Вульф потребовал «Таймс» с отчетом о процессе. Я направился к нашему шкафу и быстренько подобрал номера, начиная с 27 марта и по сегодняшний день включительно. Он начал с самого начала, а поскольку я решил, что и мне не мешало бы подключиться к изучению этих самых материалов, мне пришлось начать с конца. Он уже дошел до второго апреля, а я как раз просматривал номер от четвертого апреля, и нам было не избежать столкнуться лбами, но тут раздался звонок в дверь. Я отправился в прихожую и, разглядев через прозрачное с нашей стороны стекло плащ цвета древесного угля и черную шляпу, которые видел сегодня уже дважды, отправился доложить Вульфу.

— Он сдержал свое слово. Алберт Фрейер у наших дверей.

Брови Вульфа поползли вверх.

— Впусти его, — буркнул он.

3

Адвокат так и не побрился. То, с чем он пришел, на самом деле не терпело отлагательств, и скрести щеки было некогда. Похоже, он решил, что сумел кое-кому что-то такое доказать, когда, доставленный под моим конвоем в кабинет и представленный Вульфу, он даже не протянул ему руки. Если это на самом деле так, то его ждало разочарование, ибо Вульф — противник всяческих рукопожатий. Когда Фрейер опустился в красное кожаное кресло, Вульф повернулся в его сторону и сказал очень даже любезно: