Знойные ветры юга. Часть 1

Чайка Дмитрий

Она любила позвать его и поставить за спиной вельможи, который посмел вызвать ее высочайшее неудовольствие. Сопящая позади огромная туша императорского гвардейца вызывала животный ужас у изнеженных обитателей дворца. Он мог просто смять шею провинившегося своей огромной ладонью, пока не хрустнет хрящ гортани. На редкость мучительная смерть. Для этого императрице достаточно было шевельнуть мизинцем. Она однажды сделала так… Тому евнуху просто не повезло. Она всего лишь показала всем, что не станет колебаться в случае необходимости, и была услышана. Во дворце трудились умные люди, и они очень быстро усваивали уроки, которые им преподносила жизнь.

Сиятельный Александр был однажды в такой ситуации. Он точно знал, что она не посмеет убить его, но ничего поделать с собой не мог. Еще никогда ему не было так страшно, как в тот миг, когда он читал насмешку в ее темно-ореховых глазах. Проклятая тварь, она упивалась его ужасом! Александр ненавидел ее всей душой, но смирял свою гордыню, прозорливо глядя в будущее. Ведь василевс Ираклий, хоть и был по-прежнему могуч, все-таки не молодел…

Сигурд шел к столу патрикия, не замечая, что сзади на его поясе висит Василий, чьи ноги скользили по изысканной мозаике пола. Тщедушное тельце евнуха не могло помешать огромному воину, как и его истошные вопли:

— Нельзя! Нельзя сюда! Говорю же тебе, нельзя!

— Я передать письмо! — Сигурд остановился перед патрикием, глядя на того прямым и наивным взглядом небесно-голубых глаз. — Эта крыса не пускать. Ты не думать ничего плохого, сиятельный! Я его не бить даже! Хотя хотеть очень…

— Что за письмо? — патрикий словно с того света вернулся, и вновь понемногу обретал уверенность, что пошатнулась было только что.

— Стефан! — дан сказал это так, словно других пояснений не требовалось. — Друг!

— Вот как? — несказанно удивился патрикий и махнул слегка трясущейся рукой, отпуская секретаря. — Василий, ты можешь идти!

— Василий?!! — Сигурд посмотрел на резко побледневшего евнуха с нескрываемым восторгом. — Никуда не уходить, за дверью ждать. — И дан пояснил свои слова, невинно глядя на протоасикрита. — Дрянь человек, грязь душа. Должен мне.

Евнух мелко-мелко закивал головой в знак того, что он все понял и юркнул за дверь. Он был бледен, как полотно.

— Письмо от Стефана? — задал вопрос патрикий. — Как оно попало к тебе?

— Я в таверне сидеть, вино пить, — пояснил Сигурд. — Я всегда после службы вино пить. Какой-то босяк мне письмо дать. Сказать, Стефан прислать тебе. Важно очень. Стефан друг. Отказать нельзя. Стыд.

— Что за босяк? — напрягся Александр. — Ты его раньше видел?

— Я не знать, — Сигурд равнодушно пожал могучими плечами. — Не видеть никогда его. Борода черная, лицо грязь, ноги грязь. Охлос, чернь… Много такой.

— Понятно, — протянул патрикий. — Спасибо тебе, отважный воин. Я предупрежу секретаря. В следующий раз можешь оставить письмо у него.

— Не-е-ет, — Сигурд оскалил в улыбке желтоватые и крупные, словно у лошади зубы. — Босяк сказать в руки прямо. Нельзя секретарь. Так Стефан просить. Стефан друг.

— Я тебя понял, — кивнул патрикий, едва скрывая бешенство за дружелюбной улыбкой. Люди князя играют с ним, раз за разом показывая, как хрупка оболочка его личного мира. Намеки были вполне прозрачны, и патрикий оценил их по достоинству. Он обязательно насладится изощренной игрой ума своего противника, но это будет потом, когда окончательно уйдет липкий, тянущий душу страх.

— Я очень признателен тебе, воин, — сказал Александр и сунул в огромную лапу дана тощий кошель с мелким серебром. На выпивку ему хватит.

— Деньги хорошо! Благодарность! Я еще принести письмо, если мне передать, — Сигурд

с довольным видом сунул кошель за пояс и удалился.

Патрикий едва мог унять бешенство. Приказать, чтобы наглому наемнику всыпали плетей? Невозможно, гвардия взбунтуется. Ведь Сигурд — живая легенда, его от Константинополя до Ктесифона все знают. Да и императрица только ему и Хакону доверяет охрану юных цезарей. Она уничтожит любого, кто посмеет тронуть этого недалекого громилу. Государь стареет, а Мартина, отравленная ядом вечного страха, посчитает, что патрикий специально устраняет верных ей людей. Она подумает, что он готовит покушение на жизнь ее детей. Мартина давно подозревает, что патрикий спелся с молодым василевсом Константином, ее ненавистным пасынком. Нет, Сигурда трогать нельзя! Дьявол с этим придурковатым даном! Патрикий молча проглотит это оскорбление.

Александр нетерпеливо сломал печать и впился глазами в письмо, написанное в сотнях миль отсюда. Уже через пару минут он уронил свиток на пол. Пророк мусульман умер! А это значит, что совсем скоро начнет сбываться предсказание проклятого колдуна из северных лесов. Орды варваров снова хлынут на измученные земли Империи.

— Великий боже! — простонал патрикий, обхватил руками голову. — Но почему именно сейчас? Мы не готовы к большой войне! Страна едва начала приходить в себя! Казна пуста, землепашцы разорены, торговцы воют, словно голодные волки! Весь Восток лежит в руинах! Мы ведь даже Грецию у полуголых варваров отбить не можем. Половина пахотных земель заброшена, их некому обрабатывать! Помоги нам, всеблагой господи! Кроме, как на тебя, нам надеяться больше не на кого!

Патрикий сидел, обхватив голову руками. Он и сам не понимал, что его пугало больше, надвигающаяся война или то, что проклятый архонт склавинов знал про эти события заранее. То, что война будет, Александр уже не сомневался. Стефан был обучен на совесть, а его письмо изобиловало фактами и выводами, которые не оставляли сомнений. И самое главное, в письме было то, чего больше всего боялся сам Александр. Мусульмане не собирались навязывать свою веру христианам и иудеям. Плати дополнительный налог и молись, как хочешь.

Империю раздирали ереси. Константинопольские патриархи раз за разом придумывали новые религиозные догматы, которые должны были примирить мятежных епископов, но с каждым разом становилось только хуже. Следующий церковный собор объявлял ересью то, что еще недавно считалось божественной истиной, и это расшатывало паству все больше. Египет и Восток люто, до дрожи ненавидят священников, присланных из столицы. Если арабы и, впрямь, не станут ущемлять права местных христиан, то империя потеряет все земли до гор Тавра. Жители городов сами откроют им ворота.

Патрикий застонал от горя, внезапно нахлынувшего на него. Он был умен, и прекрасно осознавал то безумие, что происходило прямо на его глазах, но сделать ничего не мог. Фанатичные императоры и высшая знать не хотели замечать этих проблем. Они и помыслить не могли, что нужно договариваться с собственной чернью. Даже если они победят арабов в бою, то Восток будет вечно тлеть, словно свежие угли. Там всегда будет готово вспыхнуть пламя нового мятежа. Сирийцы, египтяне и иудеи примут любого правителя, кто даст им возможность верить свободно. Император может разбить арабов, но ему потом придется залить кровью свои собственные земли. Патрикий Александр смотрел в одну точку, застыв, словно мраморная статуя. Он не находил выхода из этого тупика.