Золотарь, или Просите, и дано будет...
Шрифт:
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
БЛУДНЫЙ СЫН
— …вот, — сказал капитан
Капитан Непейвода взял протянутую ему записку.
— Нарушал, — раздумывая, пробасил он. — Распивал в неположенных. Оказал сопротивление.
— Иди в жопу, — сказал капитан Заусенец. — Оформляй.
— Оказал, говорю. Сержант Шевчук в обиде.
— Шевчук на природу в обиде, дебил. Оформляй.
— У меня обеденный перерыв.
— Лёнчик, не буравь мне череп. У тебя в обезьяннике много народу?
— Один. Твой.
— Не мой, а ихний, — капитан Заусенец ткнул пальцем в потолок. — Ты записку прочти, а? У нас всеобщая грамотность.
— Ну, прочел.
— Оформляй и топай жрать. Пока не остыло.
Капитан Непейвода вздохнул:
— Хамло ты, Заусенец.
— Ага. Где Шевчук его нашел?
— В сквере Победы.
— Что он там делал?
— Портвейн хлестал.
— Какой?
— Крымский белый.
— Что еще?
— Ерунду орал.
— Какую?
— Что всех убьет из интернета. На хрен. И сам застрелится.
— Так и орал?
— Не знаю. Шевчук сказал — так.
— Что у него взяли?
— Кто?
— Шевчук.
— Обижаешь, Заусенец.
— Обижаю. Короче, верните.
— Мобильник.
— Бабки тоже верните.
— Не было там бабок. Слезы одни.
— Верни, Ленчик. По-хорошему.
— Слушай, Заусенец… Кто он? Алкаш, говно собачье. Псих. Шевчуку ухо расцарапал. До крови. А ты вот записки носишь. На меня рычишь. Обижаешь по-всякому. Я злопамятный, ты имей в виду.
Капитан Заусенец наклонился к капитану Непейводе. Казалось, хорек вот-вот вцепится в нос жирному барбосу. Дежурный хотел отодвинуться, но не смог. Помешала стена.
— Не грози мне, Лёнчик. Оформляй.
— Ой, как жалко, — всплакнула баба Галя. — Пропадет ведь.
Лариса Петровна закурила.
— Пропал, — бросила она, выпустив колечко дыма. — Уже.
— Так ведь жалко.
— Ни капли. Ни мизинчика.
— Приличный человек какой…
— Все они приличные. А потом хлоп, и жену зарезал.
— Он в разводе.
— Вот-вот. От такого ангел сбежит. Он со мной никогда не здоровался. Идет мимо, глаз прищурит — и хоть бы хны. Нет чтоб здрасте, Лариса Петровна…
Баба Галя достала из сумки вязание:
— Санечка с утра проморгается, и на угол. В рюмочную. Небритый, морда опухшая. Сотку «Чаклуна» возьмет и кофе. Я с Настасьей, продавщицей ихней, знакомая. Настасья мне и докладывает.
— У твоей Настасьи таких санечек — полрайона. Спаивает, курва.
— Наружу выберется, в подворотню, — баба Галя раздумала заводиться насчет Настасьи. Курва так курва. Всем жить надо. — Там и пьет, на свежем воздухе. Курить стал. Раньше-то некурящий был, как мой покойник…
— Людка говорит, на похоронах его видела.
— Кто умер?
— А никто. Людка на кладбище старается. В оградке прибраться, то да се. У кого времени мало, да денег много, ей поручают. Говорит, твой Санечка у могил ходит. Надписи читает. А если кого хоронят, беспременно рядом встанет. Смотрит. Завидует.
— Ой…
— Вот тебе и ой. Скоро уже.
— Чего скоро-то?
— Газом траванется. Или вены вскроет. Если газом, может дом рвануть. В Днепропетровске один такой рванул. В новостях показывали. Ты думай, Галина. Твой дом, тебе жить. Я ему не соседка.
— О-ой…
— Мой такой же был. Слова не скажи. Налево бегал, сволочь.
— От тебя?
— А то ты не знаешь… Жалостливая ты, Галина. Ездят на тебе. А на мне где сядешь, там и слезешь. Вот рванет дом твой Санечка, вспомнишь мои слова…
— Нет, ты понял! — сказал Квач. — Прикольный хмырь.
— Муйня, — возразил Тролль.
— В сраке у тебя муйня. А я слушал. Прикольно, да.
— Чё там прикольного? Наша Таня громко плачет…
— Не, Тролль. Не так. Вот у тебя муйня, это точно. А у него… — Квач нахмурился, вспоминая. — Привет, мой друг Татьяна, значит. Пусти меня в жильё… Красиво.
— Ага, в жильё. Перепихнуться.
— Тебе одно чешется. Нинка не дает?
— Не дает.
— Ну и не даст. А хмырь, он…
Квач поискал слово, не нашел и повторил:
— Прикольный. Другой бы забздел. Я ж вижу — бухарик. Щас бабла сострижем, по-легкому. Все бздят, когда их тормозят. А этот ржать начал. Типа мы ему клоуны. На фига вам бабки, братва? Это он нам, понял? На фига? Давайте я вам стихи почитаю…
— Я не клоун, — обиделся Тролль.
И пожалел, что не дал прикольному хмырю звездюлей.
— Ты вот так можешь? Привет, мой друг Нинка! Пусти меня в жильё! Тебя, мой друг Нинка, так мало я любил…
— Я ее ваще не любил. Не дает.
— И не даст. Ты ей стихов не читаешь. Вот хмырю она даст…
— Блин!
Тролль задумался. Наверное, Квач прав. Хмырь прикольный. Прикольному Нинка точно даст. Вон как вчера уши развесила. И глаз на слезе. Найду книжку, дал себе зарок Тролль. Заучу. Три страницы. Ну, две. Прочитаю Нинке, она даст.
— Я иногда думаю, Тролль…
— Ты? — решил подначить Тролль.
И получил в рыло.
— Вот думаю я иногда, — Квач изучил дело рук своих, и увидел, что это хорошо. — Говно ты, Тролль. И Нинка говно. И Суслик. А я с вами тусуюсь. Прав бухарик.