Золотая осень 1977
Шрифт:
Картина, которая открылась перед ней повергла её в шок и заставила задуматься о галлюцинациях и миражах.
Стол был завален разбросанными листами рукописей, которые были не только облиты вином, но по всей видимости ещё и облеваны. По среди стола стояла почерневшая кастрюля со сгоревшими пельменями и источала запах костра. Заглянув в неё Ольга Ивановна поняла, почему у её любимого весь рот перепачкан сажей — он ел. Рядом со столом валялись пепельница с окурками, рядом с которой лёжа на боку соседствовала открытая банка шпрот.
«Как же так? Что это всё значит? Почему я ничего не слышала? Неужели
— Серёжа. Что здесь произошло? — подойдя ближе попыталась узнать детали казуса Ольга Ивановна у любимого, на что получила от своей валяющейся интеллигентной второй половинки неожиданный интеллигентный ответ:
— Иди на х**!.. Я спать хочу…
****
Глава 27
Саша.
Пока некоторые граждане отдыхали и пили вино, я «обрабатывал» Белорусский вокзал.
Раздав около двухсот записей, позвонил Севе. К моему сожалению, тот был сегодня занят, поэтому на студию я поехал один.
По дороге зашёл в продуктовый магазин и закупился, для абстрактного «дяди Васи», двумя ёмкостями. Одну, в виде чекушки, отдал при входе «голему» охраняющему вход в ДК, а другую оставил себе. Мне предстояло сейчас петь, а так как нормально петь на «сухую» я не мог, то вопрос, пить или не пить на повестке дня не стоял.
Нужно сказать, что на базу я поехал вместо того, чтобы сделать «короткий» день, по двум причинам. Первая — то, что песня «Дядя Лёня мы с тобой», которая вновь заиграла в голове, как только я вышел от Задорного. И вторая причина, в том, что вместе с этой композицией в моей бедной башке заиграли, ещё две «вирусные» попсятины, которые «перекраивая» «Дядю Лёню…» всё пели и пели, чуть ли не заставляя пускаться в пляс… Спасу от этих звуков не было и напевая песни по очереди я быстро «окучил» вокзал и сразу же рванул в студию с мыслью: «может запишу и отстанут?..»
Музыку для всех трёх композиций я записал за два часа, особо сильных проблем с этим не испытав. Да, звуки гитар и клавиш здесь, в 1977 году, заметно отличаются по звучанию от звуков будущего, то есть оригинала, но в принципе, общая структура песен была ясна, записана и вполне себе нормально звучала.
Проблемы, как и ожидалось возникли при записи вокала. Точнее будет сказать, что проблемы возникли с попсятиной, ибо «Дядю Лёню» я после пары «бафов», записал чуть ли не с первой попытки.
С двумя другими же песнями я мягко говоря за… заманался!..
Я пытался вспомнить как пели в оригинале и у меня это не получалось!.. Как так можно было спеть те треки я не понимал! Моя душа и мой опыт говорили, что это полный писец
Пробовал «и так и этак», и с горечью в голосе и с радостью, и басом и сопрано… Не идёт зараза и всё тут… Допил последний «баф». Попробовал вновь спеть… Нефига… Шляпа какая-то получается, а не хит… Расстроился…
Посмотрев на пустую бутылку пошёл к вахтёру. От предложения продолжить «банкет» за мой счёт тот категорически не отказался и с радостью сбегал за парой чекушек в гастроном.
Через десять минут, разложив на тумбочке вахтёрной плавленые сырки, краковскую колбасу и две луковицы мы выпили по первой…
Собутыльник был в хорошем расположении духа и видя моё мрачное настроение решил рассказать мне о своём внуке, который постоянно капризничает…
«Нда… Внук — это конечно хорошо, но что делать мне? — вновь и вновь задавался я вопросом слушая историю «за жизнь». — Может съездить в деревню и прослушать запись оригинала, чтобы понять, как там тот певец поёт? Ехать неохота. Весь день будет потерян. Но, что делать, искусство требует жертв. Ехать нужно, иначе эти песенки быстро сведут меня с ума. Другого варианта я просто не вижу.»
— … а он всё гнусавит и гнусавит, — продолжал свою историю дедуля.
— Кто гнусавит? — вынырнув из своих «заморочек» переспросил я гражданина…
— Да, Никита. Внук мой. Кто ж ещё?.. — удивился тот вновь наливая рюмки.
— И чего он гнусавит?
— Да всё подряд гнусавит… Ноет, одним словом. Прям обиженный ребёнок, а ему ведь уже двадцать три года… Он ноет, а у меня сердце больное. Мне нервничать нельзя…
Вахтёр ещё что-то говорил про своего внука лоботряса, но я его уже не слушал, ибо вскочив, выпив и поблагодарив за всё помчался в репетиционную.
«Ну конечно. Именно так. Там петь нужно голосом обиженного ребёнка и никак иначе», — думал я, забегая внутрь помещения и включая магнитофон.
Как бы неудивительно это звучало, но теперь я записал обе песни за пол часа.
Прослушал что получилось и в принципе остался результатом доволен. Что ж, теперь дело за малым, переписать с бобины на кассету, после чего запись на катушке стереть, а кассету спрятать, на всякий случай… Дома от греха подальше я плёну хранить не хотел, ибо вот-вот, я выйду «из тени» и чем это закончится, одному Богу известно. Следовательно, если я опасаюсь обыска у себя дома и на студии, то кассету необходимо спрятать в каком-нибудь другом помещении, в котором если что, её никогда не найдут.
Подумал о туалете и вентиляции… А почему бы собственно и нет. Вряд ли кто-нибудь туда полезет в ближайшие лет сто… С другой стороны, есть же «закон подлости»… Вот положу туда и администрации вдруг ни с того ни с сего приспичит прочистить вентиляционные трубы… Скандал!.. Кипишь!.. Караул!..
Тогда где? Мест вроде много, целый дом культуры, но как начнёшь думать о случайностях, то этих самых мест становится значительно меньше. Да и не знаю я всего ДК, чтобы прятать плёнку хрен знает где.