Золотая сетка
Шрифт:
– А что прикажешь делать, если слов не понимает? Я не ханжа, но я ведь и не проститутка!
Невольно я посмотрел на нее с уважением. Я знал, что в московских фирмах среди молодых служащих женского пола лечь под начальника не считается не то что чем-нибудь зазорным, но даже и из ряда вон выходящим. Скорее за глупость посчитают как раз отказ. Но, так или иначе, Мария осталась ни с чем и пришла обсуждать со мной деловое предложение относительно фиктивного брака.
– В принципе согласна, но с одним условием. Берете меня в долю в вашей лавочке.
Я не с пустыми руками, за пять лет
Денег было у нее не густо, но условие устроило. Мария мне сразу понравилась. В ней почувствовались сразу и житейская хватка, и ум, и добропорядочность, а главное – упругая, почти осязаемая энергия. И, как мне показалось, она знала толк в нестандартных ходах, хотя в математике была ни бум-бум. Согласитесь, это так нестереотипно – расквасить нос миллионеру вместо того чтоб вытянуть из него деньжат! Я подумал, что это типичный ход Ивана-дурака. Она же не обдумывала поступок, замахиваясь на начальственное рыло, это было решено и взвешено давно в глубине души, что на наглость надо давать отпор. А результат импульса получился блестящий: она вышла за меня замуж.
Но это потом. А тогда, признаюсь, был просто очарован.
Занимал меня также вопрос о ее брате. С этой вихрастой, ушастой и конопатой личностью я первым познакомился из всей невестиной родни. И поскольку мой шурин в немыслимой истории, произошедшей с нами, оказался полноправным действующим лицом, да к тому же на одной из первых ролей, стоит о нем сразу рассказать подробнее.
Я увидел его впервые погожим деньком у парка Горького, где он прогуливался вместе с ожидавшей меня сестрой. С виду показался типично русским Колькой: рыжеватые вихры от макушки в разные стороны, на нос словно нарочно кисточкой насажали светло-желтых точек, великоватая кепочка, тормозя на оттопыренных ушах, наезжает на глаза, серо-зеленые, блестящие и плутоватые. И смотрели эти глаза оценивающе и цепко, так что становилось слегка не по себе.
Он сам с независимым видом подал руку и представился как Нико. Испанский его звучал как прирожденный – неудивительно, учитывая, что пять из своих одиннадцати он провел в испаноговорящей стране. Английский был похуже, хоть Мария усиленно с ним занималась. Вот русский как раз хромал, особенно по части грамматики, и это тоже неудивительно, поскольку на Кубе он учился не в посольской или консульской школе, а в местном примарио (начальная школа на Кубе – прим. автора). Сестру, смуглую брюнетку, он если чем и напоминал, так только манерой: непринужденно-уверенной, не по годам.
Впоследствии я обнаружил, что он со всеми взрослыми держал себя как ровня.
Причиной этого было, конечно, то, что он рос не с родителями, а с сестрой, которая сюсюкать не любила и не вела себя с ребенком, как с маленьким. Минимум опеки, максимум самостоятельности и ответственности и море любви, тщетно скрываемое. Души Мария не чаяла в младшем брате.
Результат такого воспитания впечатлял.
Конечно, Колька был слегка задавака. Но он знал, насколько опережал своих забалованных сверстников. Я не говорю о двух иностранных языках и умении обращаться с компьютером (этим-то как раз никого не удивишь на нынешней Москве!).
Для него не было проблемой приготовить поесть, причем не только себе, убрать, постирать (каждый ли взрослый мужчина этим может похвастаться?), пришить себе пуговицу или что-то смастерить с помощью пилы, молотка и так далее. А самое главное, он четко ориентировался в проблемах, его нежному возрасту несвойственных. Так, например, он с хода уяснил суть договора между мной и Марией и вздохнул:
– Жалко! Нет, дело стоящее, спорить не с чем. Ее, дуреху, жалко. По-настоящему когда ей теперь замуж? У ее ровесниц дети со мной в одном классе учатся, а она все со мной возится.
И все это на сочном кубанито, какого я после Кувалды и не слыхивал. Мы в это время сидели за мороженым, и на нас оглядывались со всех сторон. Наверно, колоритно смотрелся маленький русачок в компании двух лиц "южной национальности".
Вскоре после того, как познакомился я с Нико, представилась возможность узнать, откуда на лице славянки Марии такой восхитительный азиатский налет. После того, как мы подали в загс заявление и документы (кое-что пришлось раздобывать в посольстве, но это не составило труда), меня пригласили в Кучино. В дом, где моя нареченная жила с дедом и бабушкой.
Мария, обычно деловая и спокойная, немного мялась и беспокоилась, заехав за мной в общежитие:
– Понимаешь, Иван, они оба такие старозаветные… их надо понять – они жили совсем в другое время… они и в толк не возьмут, что мое замужество – не настоящее. Ты не мог бы им об этом не говорить? После регистрации мы можем жить отдельно, тебя я ничем не стесню. Не хочу я огорчать стариков. Максима я предупредила, а Колька – могила! Идет?
Да, разумеется, идет, подумал я, и лишь пожал неожиданно твердую ладошку.
В трехкомнатной квартире в Кучино было необыкновенно уютно, как бывает лишь в жилье, где много лет гнездятся амуры и ангелы. Такой уют стоял, наверное, стоял в обиталище Филемона и Бавкиды.
Первым предстал передо мною небольшого роста, совершенно седой и до невозможности бравый старик – дед Федор. А из-за его плеча выглядывала пожилая персиянка в нарядном полосатом платье и шароварах, представленная как бабушка Зюльма; и одного взгляда на почтенную даму хватило с избытком, чтобы понять, откуда у Марии такие смоляно-черные волосы, высокие скулы, миндалевидные глаза и брови, похожие на узкие стрижиные крылышки.
Очаровательная пара встретила меня как родного. С роскошным азиатским угощением, с бутылкой "свойского" фантастической чистоты, настоянного на почках черной смородины, с надписью на самодельной этикетке "Слеза зеленого змия".
Сначала разговор шел чинный: кто я, что и как. Но стоило деду Федору немного клюкнуть, как у него, словно у бравого солдата Швейка, истории потянулись одна за другой, одна другой заковыристее. И придумывать ему ничего не надо было.
Чего стоил как раз к случаю пришедшийся рассказ о его женитьбе! Подозреваю, что он был за много лет тщательнейшим образом отрепетирован и обкатан. Но для каждого нового слушателя исполнялся с новым воодушевлением, оригинально и свежо, будто вчера все произошло.