Золотая шпора, или путь Мариуса
Шрифт:
Всю жизнь они с Расмусом рядом. Из этой близости оба привыкли черпать силы, и потому единственную продолжительную разлуку они восприняли особенно болезненно. Им едва исполнилось по 19, когда король Рениги Андреас Плешивый объявил войну соседу, императору Фицара, злобному демону Кейфу, пожирателю невинных девушек. Деревню обязали представить троих солдат для королевского войска. Одним из рекрутов стал Расмус. Такой, понимаете, вираж судьбы. Поначалу фицарский император, пожиратель девушек, оказался трусливым толстяком. При первом же серьезном натиске неприятеля он бросил дворец, столицу и страну. Вступая в Ларик, главный город Фицара, рассказывал Расмус, немало пришлось подивиться тамошней распущенности нравов. Круглоголовые фицары, народ веселый, безалаберный и горячий, предавались похоти в любой подворотне. Зов плоти был у них законом нации. Голос
Как известно, Бог помогает не той армии, которая больше, а той, которая лучше стреляет. Война окончилась ничем. Злокозненный Кейф и Андреас Плешивый, ласково улыбаясь друг другу, подписали договор о вечной дружбе. Расмус, овеянный боевой славой, вернулся в деревню. Полуторагодичный вакуум в душе Мариуса заполнился привычным дружеским теплом. И больше они не расставались.
И даже ни разу не ссорились. А ведь были поводы! Взять хоть красотку Фриду. Этакая, знаете ли, вострушка и певунья! Как благоухала она цветами и травами, когда Мариус, погнавшись за ней через луг и настигнув за первыми деревьями леса, опрокинул на бело-зеленый ковер из медуницы и начал покрывать смуглое девичье лицо быстрыми, умелыми поцелуями. Нельзя сказать, что Фрида так уж старалась избежать своей участи. Но потом Мариус узнал о том, что накануне подобные пленительные минуты с той же Фридой пережил Расмус. И так же она клялась в вечной любви. Что противнее всего — почти в тех же зарослях. Долго еще Мариус не мог спокойно смотреть на медуницу. Так вот между двумя приятелями пробежал огромный черный кот. Конец дружбе? Мариус был к этому готов. Но, посидев вместе вечерок за бутылочкой очищенного самогона дядюшки Сильва, двое прелюбодеев пришли к единственно верному заключению, истинность которого освящена веками: нет такой женщины на свете, которая стоила бы дружбы двух мужчин.
И вот наступает момент, о котором жутко думать. Пути расходятся. Орден Пик — сила ужасная. Он разорвет дружбу, как ветер — паутину.
Прислонившись спиной к гигантскому стволу дуба, Мариус сидел, держа в поле зрения дорогу. Оттуда, снизу, из лощины Хромого Черта должны появиться стригали. Порой Мариусу казалось, что никаких стригалей и нет вовсе, что он их себе придумал и что Черные Холмы — всего лишь красочная фикция, ложный продукт его мозговой деятельности, а на самом деле единственная реальность — золотая шпора у него за пазухой. В ее-то существовании никак не усомнишься. Вот она, здесь, у сердца. А вернее сказать — на сердце. Как камень.
Стригали прибыли в тот же день и, глухо сетуя на злую судьбу, тут же принялись за работу. Мариуса в предгорьях больше ничего не задерживало.
В ночь перед отъездом он спал крепко. Сон оказался цветным и богатым на сюжеты. В основном Мариусу снилась Фрида.
Умывшись и позавтракав наскоро зажаренным фазаном, которого завалили стригали по пути на пастбище, бедолага-овцепас оседлал игреневого конька и порысил в сторону Черных Холмов.
Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:
"Во времена Андреаса Плешивого границы королевства оставались неизменными и таковыми сохранены до наших дней. Самой прочной из них во все времена полагалась северная, ибо Великая горная гряда равно непроходима для одиночного путника и для войска. Достигнув Лиловых гор в 596 году после завоевания Санаха, Ренига здесь и остановилась, не в силах преодолеть эту огромную каменную страну. Обитатели Междугорья знают множество тайных троп, связывающих Север и Юг, но молчат о том, храня безопасность своего народа.
Чаще других изменялась западная граница, ибо она разделяет владения старинных врагов — королевства Рениги и империи Фицар. С востока Ренигу омывает величайшая река мира — Глинт. К северу от впадения ее в море Изабеллы границу королевства на протяжении полутора сотен миль составляет морское побережье, в свое время захваченное у Талинии. К востоку от Глинта расположены: Талиния, Союз свободных общин и страна степняков Джанг. Власть короля Рениги в данный момент далее Глинта не распространяется. В былые дни ренские короли владели здесь обширными землями, которые присвоили после победоносного похода Рогера Великого. Тогда были разгромлены и приречные общины вольных хлебопашцев, и варварские лесные народности, удалось потеснить даже степняков. Но еще при жизни короля Рогера стало очевидно, что земли эти гораздо легче захватить, нежели удержать. Чуть ли не в день смерти великого государя в лесной части общинных земель, близ Зеркальных Озер, вспыхнул мятеж. Королевский гарнизон был наголову разгромлен.
За прошедшие четыреста с лишним лет короли Рениги неоднократно говорили о необходимости вернуть эти земли, но ни один правитель не оказался настолько силен, чтобы отважиться на новый изнурительный поход. В 720 году, в правление Иоанна Тщедушного, приречные общины подняли восстание, изгнав королевского губернатора. Дабы наказать непокорных, король Иоанн послал за Глинт мощное, как считали, рыцарское войско. У деревни Картельден цвет воинства Рениги сошелся с армией вольных хлебопашцев и свободных горожан. Врезавшись в ряды пехотинцев, рыцари учинили ужасную сумятицу. Но натиск этот был остановлен тучей стрел. Вольные хлебопашцы — искусные лучники, славящиеся умением попадать с пятидесяти шагов в мелкую монету. Беспрерывно поражая рыцарей из своих громадных луков, общинники остановили захватчиков, латы которых не выдерживали ударов стрел. Довершили разгром королевской армии горожане в ближнем бою, особыми крючьями стаскивая рыцарей наземь и добивая их короткими мечами. Разгром при Картельдене означал конец рыцарства, конец целой эпохи, которую часто называют "золотым веком Альбентинов".
Опыт сражения при Картельдене подтверждает правило: в войне — увы, мой Ральф — часто побеждает тот, кто первым перестает придерживаться установленных правил…
Андреас Плешивый, весьма тонкий политик в некоторых вопросах, понял, что мешок денег бывает лучше доброго войска, даже если этот мешок — твой, и ты его отдаешь. Заключив соглашение с Союзом свободных общин, он получил право свободной торговли в его владениях. Справедливо все же говорит наш добрый друг князь де Линь: "Лучше иметь десять процентов в хорошем деле, чем сто — в плохом"…"
Расмус имел свой шарм, хотя, конечно, с Мариусом тягаться он не мог. Ему не хватало правильной красоты. Честно говоря, красотой Расмус вообще не мог похвастать. Другое дело — Мариус. Его бархатные ресницы, его золотистые кудри, лазоревые глаза сводили с ума деревенских девиц. Стройный, длинноногий, он вышагивал среди коровников и навозных куч с величием принца крови. Слабый пол при одном взгляде на Мариуса таял на месте. Деревенские мужички по-доброму именовали Мариуса «гусаком». За ту же благородную осанку.
Два друга были похожи, как скаляр и вектор. Стройностью Бог и Расмуса не обидел, подарив ему, однако, более длинные и тонкие ноги. Нравился ли Расмус девчонкам? Что за вопрос? Конечно, да — несмотря на свои уродливо торчащие зубы, бескровные губы и светлые глаза, похожие на глаза призрака. Любят ведь не только красавчиков. Любят, прежде всего, мужественных, отчаянных, дерзких. С античных времен повелось: мужчина должен быть чуть красивее обезьяны.
Расмус на сей счет не волновался. Обезьяньего в его лице и его фигуре было чуть больше, чем перца в свадебном пироге. Повторяем: парень имел свой шарм. Это был тот типаж, который так вдохновляет беззастенчивых бумагомарак, сочинителей сентиментального чтива. Завидев Расмуса, они тут же бросились бы к своим столам описывать его "светло-оливковое лицо, дышащее печатью подлинного героизма". По поводу его раскосых светло-серых, пугающих глаз они бы сказали: "Неизбывно хищно сощурены". О взгляде: "Тяжелый, как десница Господня". О губах: "Тонки, как уста святого, и жестки, как у подвижника". О подбородке: "Грубый, будто высеченный из мрамора, он свидетельствует, что этот человек не остановится на полпути". И далее: "Низкий этот лоб, эти густые темные сросшиеся брови выдают упрямца, но упрямца целеустремленного, чье упрямство созидательно, угодно Богу и потому относимо к достоинствам, никак не к недостаткам". Уф!