Золотая ветвь. Исследование магии и религии
Шрифт:
Примерно два столетия назад жизнь микадо была описана в таких словах:
«Членов императорской семьи, особенно самого микадо, и поныне рассматривают как лиц величайшей степени святости, как пап от рождения. А чтобы поддержать это выгодное убеждение с умах своих подданных, они обязаны проявлять о своих священных персонах необычайную заботу и делать такие вещи, которые с точки зрения обычаев других наций могут показаться смешными и неуместными. Нелишним будет привести несколько примеров. Микадо думает, что для его достоинства и святости весьма пагубно касаться земли ногами, поэтому, когда он намеревается куда-то отправиться, его несут на плечах. Еще менее подобает ему выставлять свою священную особу на открытый воздух; ведь солнце считается недостойным сиять над его головой. Всем частям его тела приписывается такая святость, что он не отваживается обрезать себе ни волосы, ни бороду, ни ногти. Чтобы микадо не стал слишком грязным, разрешается мыть его ночью во время сна. Взятое у него в это время считалось украденным, а кража не могла повредить его святости и достоинству. В древности император был обязан каждое утро просиживать несколько часов на троне с короной на голове, неподвижный как изваяние, не шевеля ни руками, ни ногами, ни головой, ни глазами, ни другими частями своего тела. Предполагалось, что таким образом он поддерживал мир и благоденствие во всей империи, так как повернись он случайно в ту или в другую сторону или останови он подольше взгляд на какой-то части своих владений, и возникало опасение. что на страну надвинется война, голод, пожар или другое великое бедствие. Позднее
На низшей стадии варварства мы обнаруживаем таких божественных царей-жрецов на западном берегу Африки, В местечке Шарк-Пойнт, рядом с мысом Падроне (Нижняя Гвинея) один в лесу живет вождь-жрец Кукулу. Прикасаться к женщине или покидать свой дом он не имеет права, он не смеет даже оставлять свой трон и спит в нем сидя, потому что стоит ему лечь, и вместе с ним уляжется ветер и прекратится судоходство. Он управляет бурями и вообще поддерживает равновесие в атмосфере. На горе Агу в Того живет фетиш, или дух, по имени Багба, который пользуется большим влиянием во всей округе. Ему приписывается способность вызывать и удерживать дождь, он является хозяином ветров, в том числе сухого, горячего ветра (харматтана), которые дуют из внутренней области. Жрец Багбы живет в доме на самой высокой горной вершине и держит ветры заключенными в огромном кувшине. Обращаются к нему и за получением дождя; он же прибыльно торгует амулетами из зубов и клыков леопарда. Но хотя власть его велика и он является настоящим вождем страны, закон фетиша запрещает ему покидать гору, он должен проводить на ее вершине всю свою жизнь. Лишь один раз в год он может спуститься вниз и сделать на рынке необходимые закупки, но и тогда он лишен права заходить в хижину какого-либо смертного и должен в тот же день возвратиться на место ссылки. Делами управления в селениях занимаются подчиненные вожди, назначенные жрецом.
В королевстве Конго (Западная Африка) был верховный жрец, которого называли Читоме, или Читомбе, жрец, почитаемый богом на земле и всемогущим на небе. Прежде чем вкусить плодов нового урожая, они приносили их ему, опасаясь, что в случае нарушения этого обычая на них обрушатся многочисленные напасти. Когда он покидал свою резиденцию, чтобы посетить находящиеся в его юрисдикции места, все это время женатые люди должны были соблюдать строгое воздержание; считалось, что любое отступление от этого правила могло оказаться роковым для его жизни. Если же он был на пороге естественной смерти, конголезцам казалось, что готов погибнуть весь мир и земля, поддерживаемая его единой властью, рискует тут же превратиться в ничто.
В эпоху испанского завоевания у полуварварских народов Нового Света были обнаружены иерархические и теократические государства, схожие с японским; в частности, верховный жрец сапотеков, видимо, имел очень много общего с микадо. Могущественный соперник самого царя, духовный вождь пользовался неограниченной властью в Иопаа, одном из главных городов царства. Почести, которые ему воздавались, не поддаются преувеличению. В нем видели бога, которого недостойна носить земля и освещать солнце. Его святость оскверняло даже простое прикосновение его стопы к земле. Носилки его носили на плечах члены самых высокопоставленных семейств, он едва удостаивал окружающих взглядом, и все, на кого он обращал свой взор, падали ниц в страхе, что, увидь они даже его тень, смерть настигнет их. Жрецы сапотеков, особенно верховный жрец, были связаны строгим правилом воздержания; но «ежегодно в определенные дни, ознаменованные, как правило, пирами и танцами, верховный жрец напивался допьяна. Так как в этом состоянии он не принадлежал ни небу, ни земле, к нему приводили красивейшую девственницу, посвятившую себя служению богам». Если она рожала сына, он воспитывался как принц крови: первосвященническнй трон наследовал старший из сыновей. Приписываемые этому верховному жрецу сверхъестественные способности в деталях неизвестны, но, вероятно, они напоминали способности микадо и Читоме.
Там, где — как в Японии и Западной Африке — подданные пребывают в уверенности, что порядок природных явлений и даже само существование мира связаны с жизнью верховного правителя или жреца, они с необходимостью видят в нем источник беспредельных благодеяний и бесчисленных опасностей. С одной стороны, народ должен быть благодарен ему за дождь и свет солнца, которые благоприятствуют созреванию плодов, за ветер, который пригоняет к берегу суда, и даже за твердую почву под ногами. Но он может и отказаться все это давать. Зависимость природы от его личности столь велика, баланс системы сил, центром которой он является, столь хрупок, что малейшая оплошность с его стороны может до основания потрясти землю. А если на природу может подействовать малейший невольный проступок царя, нетрудно вообразить себе, каким потрясением будет его смерть. Считалось, как мы видели, что естественная смерть Читоме повлечет за собой разрушение всех вещей. Поэтому, заботясь о собственной безопасности, которой угрожает любой опрометчивый поступок верховного правителя или жреца, народ будет неукоснительно требовать от него следования правилам, соблюдение которых считается необходимым для его собственного сохранения и, следовательно, для сохранения его народа и мира. Представление о ранних царствах как о деспотиях, в которых народ существует лишь ради суверена, никак не приложимо к рассматриваемым нами монархиям. Напротив, в них суверен существует ради своих подданных; жизнь его обладает ценностью лишь постольку, поскольку он выполняет свои обязанности и направляет на благо народа течение природных явлений. Как только он терпит в этом неудачу, расточавшиеся ему заботы, преданность, религиозное почитание обращаются в ненависть и презрение; его прогоняют е позором, если вообще оставляют в живых. Сегодня ему поклоняются как богу, а завтра убивают как преступника. Но в этом изменении поведения народа нет ничего от каприза и непоследовательности. Напротив, он ведет себя совершенно логично. Если верховный правитель — бог, он должен хранить свой народ; если же он этого не делает, то должен уступить место более способному. Но пока он отвечает ожиданиям народа, нет предела заботам, которыми тот его окружает. Такой правитель живет опутанный сетями детально разработанною этикета, запретов и предписаний, цель которых состоит не в охране его достоинства и тем более благополучия, а в удержании его от совершения поступков, которые, нарушая гармонию природы, могли бы ввергнуть его самого, народ и весь мир во всеобщую катастрофу. Эти предписания, регламентирующие каждый его поступок, не только не способствуют удобству, но, напротив, донельзя стесняют его свободу и часто превращают саму жизнь его, которую они имеют своей целью сохранять, в тягостное бремя.
Относительно «одаренных сверхъестественными способностями» правителей Лоанго известно, что чем могущественнее правнтель, тем большее число табу он должен соблюдать. Табу регламентируют все его действия: прогулки и позы, пищу и питье, сон и бодрствование. Наследник трона с младенчества подвергается этим ограничениям; но по мере того как он взрослеет, число запретов и обрядов, которые он должен соблюдать, возрастает, «пока к моменту вступления на трон он не утопает в целом океане обрядов и табу». В кратере потухшего вулкана, окруженном со всех сторон травянистыми склонами, раскинулись хижины и ямсовые поля Риаббы, столицы местного царька Фернандо-По. Это таинственное существо, окруженное гаремом из сорока женщин и, как рассказывают, украшенное старинными серебряными монетами, обитает в самой глубине кратера. Этот нагой дикарь пользуется тем не менее на острове бoльшим влиянием, чем испанский губернатор в городке Санта-Исабель. Ведь в нем воплощен дух — хранитель обитателей острова — буби. 58 Он никогда не видел белого человека и, по твердому убеждению всех буби, один вид бледнолицего приведет к его мгновенной смерти. Он не имеет права смотреть на море; сообщают, что он никогда не видел море даже на расстоянии. В полумраке хижины, с браслетами на ногах, влачит он свое существование. Нога его, конечно, никогда не ступала на побережье. Он не пользуется никакими изделиями белых, за исключением мушкета и ножа; к нему никогда не прикасалось европейское платье.
58
Буби — коренное население острова Фернандо-По, принадлежащее к языковой группе северо-западных банту.
У народностей Невольничьего берега, говорящих на языке эве, «верховный вождь одновременно является верховным жрецом. Поэтому (особенно в прошлом) подданные не смели приближаться к нему, лишь ночью ему позволялось покинуть свое жилище, чтобы помыться и т.д. Только его представитель, так называемый „видимый вождь“, да трое старейшин имели право с ним общаться, но и они должны были сидеть на воловьих шкурах спиной к нему. Верховный вождь не мог видеть европейца, а также лошадь и море (из-за чего ему не разрешалось ни на миг выезжать из столицы). За последнее время эти правила значительно смягчились». Запрещение смотреть на море распространяется на самого короля Дагомеи, а также на властителей Лоанго и Большой Ардры в Гвинее. Море является фетишем эйео — народности на северо-западе Дагомеи; жрецы пугают туземцев и их правителей смертью, если те отважатся на него взглянуть. Бытует верование, что правитель Кайора в Сенегале неминуемо умрет в течение года, если решится пересечь реку или морской залив. В Машоналенде вождю запрещалось переходить некоторые реки, особенно Руриквп и Ниадири. «Вождь ни под каким видом не должен переходить реку. Если сделать это ему абсолютно необходимо, его переносят с завязанными глазами с криками и пением. В противном случае он ослепнет или умрет и уж во всяком случае лишится звания вождя». Также у махафали и сакалавов на юге острова Мадагаскар некоторым царькам запрещалось плавать по морю пли переправляться через некоторые реки. Вождь почитается у сакалавов существом священным, по "его держит в узде целая бездна ограничений, которые регулируют его поведение как поведение китайского императора. Он вообще ничего не может предпринять без того, чтобы колдуны не сочли предзнаменование благоприятным. Он не может есть горячую пищу, в определенные дни выходить из своей хижины и т.д. У некоторых горных племен Ассама вождь и его жена должны соблюдать множество табу в отношении пищи; они не могут есть мясо буйвола, свиньи, собаки, курицы, помидоры и т.д. Вождь должен быть целомудренным, иметь одну жену и не общаться с ней накануне вступления в силу общеплеменных табу. В одной группе племен вождю запрещается принимать пищу в чужом селении, и никакой повод не может заставить его выругаться. Местные жители воображают, что нарушение вождем какого-либо из этих табу навлечет несчастье на все селение.
Древние ирландские короли, а равно и правители провинций Лейнстера, Мунстера, Коннота и Ольстера подчинялись некоторым курьезным запретам и табу, от надлежащего соблюдения которых, как считалось, зависит их собственное благополучие, а также благополучие народа и страны. Так, восход солнца не мог застать короля Ирландии в его ложе в Таре — древней столице Эрина; в среду ему воспрещалось спешиваться у Мэг-Брига, пересекать после захода солнца Мэг-Киллин, понукать свою лошадь у Фэн-Чомиер, входить в находящийся на плаву корабль после Биллтейна. Правитель Лейнстера не мог в среду обходить Туат-Лейгхин с левой руки, располагаться лагерем на девять дней в долине Куаллана, проезжать по дублинской дороге в понедельник, переезжать Мэг-Мейстин на грязной лошади с черными копытами. Правителю Мунстера запрещалось веселиться на празднике в Лоч-Лейн, пировать ночью в начале жатвы до Гейма в Лейтриче, располагаться лагерем на Сиуире на девять дней и устраивать встречи на границе у Габхрана. Правителю Ольстера запрещалось посещать ярмарку коней в Рат-Лайне, слушать шум птичьих крыльев после захода солнца в Линн-Сэйличе, отмечать праздник быка в Дэйрмик-Дэйре, направляться в Мэг-Кобха в марте и пить воду реки Бо-Неймхидх до захода солнца. Если правители Ирландии строго соблюдали эти и многие другие правила, предписываемые с незапамятных времен, считалось, что их обходили несчастья и неудачи, что жили они до девяноста лет без признаков старческой немощи, что в правление их не было эпидемий и падежа скота, напротив, погода стояла хорошая и земля в изобилии давала плоды. Но если они ни во что не ставили древние обычаи, страну поражали мор, голод и ненастье.
Египетским фараонам поклонялись как богам, и их каждодневная жизнь была детально регламентирована неизменными строгими предписаниями. «Жизнь египетских фараонов, — рассказывает Диодор, — не похожа на жизнь других монархов, которые ни за что не отвечают и могут делать все, что им заблагорассудится. Напротив, все, что относится к фараонам, установлено законом: не только их официальные обязанности, но и детали обыденной жизни... Днем и ночью были предусмотрены часы, когда фараон должен был делать не то, что ему нравится, а то, что ему предписывается... Предусматривалось не только время для ведения общественных и судебных дел, но и часы прогулок, омовения, возлежания с женой, короче, всех жизненных отправлений. Предписываемая обычаем диета проста: в пищу фараон мог употреблять только телятину и мясо гуся, а выпивать он мог лишь определенное количество вина». Есть, однако, основания полагать, что предписания эти выполнялись не древними фараонами, а царями-жрецами, которые правили Фивами и Эфиопией в конце двадцатой династии.
Поразительным примером табу жрецов может служить регламентация жизни жреца Юпитера в Риме, считавшегося живым подобием Юпитера, человеческим воплощением небесного духа. Предписания эти следующие: жрец Юпитера не имел права ездить верхом и прикасаться к лошади; смотреть на армию в полном вооружении, носить неполоманное кольцо, иметь узел на какой-либо части одежды; из его дома можно было выносить только священный огонь; он не мог прикасаться к пшеничной муке и к заквашенному хлебу; трогать (или даже называть по имени) козла, собаку, сырое мясо, бобы и плющ: проходить под виноградными лозами; ножки его кровати следовало обмазывать грязью; волосы ему мог постричь лишь свободный человек и только бронзовым ножом; состриженные с него волосы и ногти должны были быть погребены под приносящим счастье деревом; он не имел права прикасаться к мертвому телу и подходить к месту, где оно было кремировано: он не мог смотреть на работающих в праздничные дни; оставаться с непокрытой головой под открытым небом; если в его дом приводили связанного веревками пленника, его нужно было развязать, а веревку протащить через отверстие в крыше, чтобы конец ее высунулся наружу. Жена его, Фламиника, должна была исполнять почти все эти предписания и, кроме того, другие, предназначенные специально для нее. Она не могла подниматься более чем на три ступени по так называемой греческой лестнице; расчесывать свои волосы во время некоторых праздников; ее обувь не могла быть изготовлена из кожи животного, умершего естественной смертью, но только зарезанного или принесенного в жертву; если она слышала гром, то оставалась табу до тех пор, пока не приносила искупительную жертву.