Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник)
Шрифт:
– А-а, мистер Бернс! Как раз собирался вас искать. Вы можете уделить мне минутку? Давайте пройдем в столовую. Наш новый мальчик по имени Огден Форд, – начал он, прикрыв за собой дверь, – несколько… необычный. Он американец, сын мистера Элмера Форда. Так как он будет много времени на вашем попечении, мне бы хотелось подготовить вас к его… э… особенностям.
– А у него есть особенности?
Легкая судорога исказила лицо мистера Эбни. Прежде чем ответить, он промокнул лоб шелковым платком.
– Беря за стандарт мальчиков, которые прошли через мои руки, и, безусловно,
Он замолчал, снова промокнув лоб платком.
– Мистер Форд, его отец, произвел на меня впечатление человека огромных способностей. Типичный американский король торговли. Он на редкость откровенно поведал мне о своих домашних делах, касающихся его сына. Не могу в точности повторить его слов, но суть такова: до сегодняшнего дня мальчика воспитывала одна миссис Форд. Она – мистер Форд изложил это очень красноречиво и многословно – слишком снисходительна. И… э… в сущности, испортила сына. Что – вы, конечно, понимаете, это конфиденциально – и послужило истинной причиной их развода, который… э… к несчастью, случился. Мистер Форд считает школу – могу ли я так выразиться? – противоядием. Он желает, чтобы тут придерживались самой строгой дисциплины. Поэтому я жду от вас, мистер Бернс, чтобы вы твердо, но, разумеется, гуманно пресекали выходки нового ученика, как, например… э… курение. По дороге в школу он курил беспрерывно, и мне удалось убедить его, только применив силу. Конечно, сейчас, когда он уже фактически в школе и должен подчиняться нашей дисциплине…
– Да, именно, – вставил я.
– Вот и все, что я намеревался сказать. Возможно, будет лучше, если вы пойдете к нему прямо сейчас. Вы найдете его в кабинете.
Директор удалился, а я отправился в кабинет знакомиться с Золотцем.
Меня приветствовало облако табачного дыма, плывущего из-за спинки кресла. Войдя в комнату, я узрел пару башмаков, возложенных на каминную решетку. Шагнув вправо, я увидел мальчишку целиком.
Он разлегся в кресле, в мечтательной рассеянности, устремив глаза в потолок. Когда я подошел к нему, Огден затянулся сигаретой, повел на меня глазом, снова отвел взгляд и выпустил новое облако дыма. Я его не заинтересовал.
Возможно, меня укололо такое безразличие, и потому я отнесся к мальчику предубежденно. Но, в общем, он показался мне юнцом на редкость непривлекательным. Тот портрет еще польстил ему. У него было толстое тело, круглая омерзительная физиономия с тусклыми оловянными глазами и брюзгливо обвисшим ртом. В общем, туша, пресытившаяся жизнью.
Склонен предположить, как выразился бы мистер Эбни, заговорил я с ним резче и решительнее, чем говорил директор. Меня выводило из себя его чванливое безразличие.
– А ну-ка выброси сигарету! – приказал я.
К моему изумлению, повиновался он мгновенно. Я уже начал подумывать, не слишком ли я с ним резок – он, как ни странно, производил на меня впечатление взрослого человека, но тут Огден извлек из кармана серебряный портсигар и открыл его. Тогда я и разглядел, что выбросил он на каминную решетку сгоревший почти дотла окурок.
Забрав у него из рук портсигар, я бросил его на стол. Только тут мальчишка впервые по-настоящему заметил мое присутствие.
– Ну и наглец же вы! – обронил он.
Огден словно бы торопился продемонстрировать самые различные свои особенности. Такие фразочки, как я понял, мистер Эбни и называл «выражаться странновато».
– Не хами! – одернул я.
Мы несколько секунд пристально рассматривали друг друга.
– Кто вы? – спросил Огден.
Я назвался.
– А чего сюда ввалились? Чего пристаете?
– Мне платят, чтобы я приставал. Это главная обязанность учителя.
– А, так вы учитель?
– Один из них. И между прочим, так, маленькая формальность – тебе полагается обращаться ко мне «сэр» во время наших оживленных бесед.
– Еще чего!
– Что, прости?
– Ступайте, гуляйте.
Видимо, он подразумевал, что рассмотрел мое предложение и сожалеет, но выполнить его не может.
– Разве ты не называл своего учителя «сэр», когда жил дома?
– Я? Не смешите! Так и мозоль на языке набьешь.
– Как я понимаю, ты не испытываешь чрезмерного уважения к тем, кто стоит выше тебя.
– Это вы про учителей, что ли? Нет, не испытываю.
– Ты употребляешь множественное число. У тебя и до мистера Бростера был учитель?
Он расхохотался:
– Да десяток миллионов!
– Бедняги! – искренне посочувствовал я. – И что с ними приключилось? Совершили харакири?
– Еще чего! Уволились. Не их вина. Я – крепкий орешек. Глядите тоже не забывайте.
Он потянулся к портсигару. Я быстро сунул его себе в карман.
– Ой, надоело! – буркнул мальчишка.
– Взаимно.
– Вы что ж думаете, можете важничать и ко мне цепляться?
– Ты точно определил мою работу.
– Ну, прям! Все я слыхал про это ваше заведение. Мне пустозвон ваш все в поезде разболтал.
Как я понял, подразумевал он мистера Арнольда Эбни и посчитал определение довольно удачным.
– Босс тут он, и только ему позволено бить учеников. Троньте только, и сразу вылетите с работы. А босс ни в жизнь не станет, потому как папа платит ему двойную плату, и он боится – аж жуть, – не дай Бог, какая заварушка закрутится.