Золото императора
Шрифт:
Сначала они долго и медленно ходили вокруг каменного изображения богини под заунывные звуки рожков. Похоже, невидимые музыканты оплакивали то ли смерть этого мира, то ли его погружение в глубокую спячку. Хоровод почти замер, когда в похоронную песнь рожков вдруг вплелась чарующая мелодия свирели. Огонь в медной чаше вновь ярко вспыхнул, а люди, словно бы очнувшиеся от сна, закружились вокруг изваяния. Темп все ускорялся и ускорялся, к рожкам и свирели присоединились барабаны, задающие ритм мистерии. Хоровод распался. Руфин оказался лицом к лицу с Властой и почувствовал ее свежее дыхание на своем лице. Эта женщина знала толк в любви, Руфин почувствовал это сразу, как только руки кудесницы обвили его глею. Краем глаза он успел увидеть княжича Белорева и Синиладу, слившихся в любовном экстазе, а через мгновение он уже сам пылал огнем почти божественной страсти. Пламя в чаше почти погасло, и Руфин не видел ни лица кудесницы, ни ее тела. Великое таинство вершилось под сводами святилища, а богам не требовалось слишком много света, чтобы оценить старания людей. Музыка смолкла, ее заменили стоны земли, с наслаждением вбирающей в себя семена новой жизни. Оргия достигла своей кульминации. Руфин почувствовал, как за его спиной отрастают крылья. Увы, людям не дано надолго оторваться от земли. Власта отозвалась на усилия Руфина последним вскриком и разжала руки. И в этот момент вновь запела свирель. Огонь в чаше стал набирать силу. Патрикий с некоторой оторопью увидел, что венки на головах девушек зазеленели и украсились первыми весенними цветами. Это можно было считать чудом. Так его и восприняли зрители и участники таинства. Боги вернули людям свою любовь. Жизнь на земле будет продолжаться!
— Ярила с нами, — громко произнесла Власта, вскидывая руку над головой. — Радуйтесь люди и славьте бога не пролитой кровью, а любовью. Пусть ярь до смертного часа не покинет ваших жил.
Именно Власта возглавила процессию, которая медленно потекла из дверей подземного святилища к берегу реки. Но даже холодок, пахнувший от Дона, не охладил пыл почитателей бога любви и плодородия. Ярь забурлила в их жилах, понуждая сливаться в экстазе во славу кумира. Руфин еще трижды заключал в свои объятия неутомимую Власту, прежде чем ему удалось испить воды из Дона. Княжич Белорев и прекрасная русколанка первыми вошли в реку, Синилада сняла с головы венок и опустила его в воду. Течение подхватило священный дар и медленно понесло его в вечность.
Обряд завершился. Чьи-то заботливые руки накинули плащи на плечи кудесницы и патрикия. Это было как нельзя кстати, ибо Руфин уже успел почувствовать, что майские ночи в Приазовье куда холоднее, чем в Риме.
— Не расслабляйся, патрикий, — услышал он шепот рекса Алатея у своего уха. — Нам еще предстоит вернуть Синиладу ее мужу Германареху.
Эта задача показалась Руфину практически неразрешимой. Наверняка охранники, которых они оглушили, но отнюдь не убили, уже пришли в себя и подняли тревогу. Если, конечно, в дело не вмешались таинственные союзники Алатея.
— А ты уверен, что мы не нарвемся на засаду? — тихо спросил он у вождя.
— У нас нет выбора, — холодно ответил Алатей. — Мы должны попасть в Кремник до рассвета.
— Но ведь Германарех все равно узнает о случившемся?
— Конечно, узнает, — усмехнулся Алатей, — но у него будет возможность промолчать. Сделать вид, что именно он свершил то, к чему его призывали боги. И что семя, вброшенное в лоно Прекрасной Лады, — это его семя. Все мы люди, патрикий. И все смертны. Каждый может ослабеть плотью в силу возраста или болезни. Но мудрый вождь тем и отличается от глупого, что не кричит о своей слабости всему миру. Мы помогли Герману Амалу выпутаться из сложного положения и вправе рассчитывать на его благодарность.
— Я не уверен, что Германарех думает сходно с тобой, — поморщился Руфин. — Зато я хорошо знаю христиан. Епископ Вульфила никогда не простит Синиладе участия в языческом обряде.
— Что ж, — пожал плечами Алатей. — Тем хуже для Вульфилы и его христиан.
К счастью, опасения Руфина не подтвердились. Тана вновь распахнула зев перед заговорщиками. А из тьмы, окутавшей город, не донеслось ни звука. Город словно вымер. Кроме лая собак да цокота копыт по каменной мостовой, патрикий за время пути до Кремника так и ничего и не услышал. Синилада спрыгнула с крупа коня княжича Белорева и скользнула в приоткрытые ворота цитадели. Заговорщики еще некоторое время выжидали, вслушиваясь в тишину, но из-за каменных стен не донеслось ни звука. Похоже, возвращение Синилады прошло столь же успешно, как и ее похищение. Теперь оставалось только надеяться на мудрость верховного вождя готов и верить, что любовь к старым богам еще не окончательно угасла в его сердце.
Глава 6 Гнев вождя
Руфин проспал почти до полудня, никем и ничем не потревоженный, что само по себе было хорошим предзнаменованием. Марцелин, уже успевший утром побывать в городе, никаких перемен не увидел. Тана жила своей обычной жизнью, разве что улыбающихся жителей на ее улицах стало больше. Люди поздравляли друг друга с праздником Пробуждения и сетовали на то, что гости рекса Германа выпили едва ли не все вино и медовую брагу в городе. Впрочем, вскоре выяснилось, что запасливые аланы преувеличивали размеры своих потерь и вино в городе все-таки было. Во всяком случае, Марцелину, хоть и за большие деньги, удалось купить кувшин довольно хорошего местного вина.
— А что слышно о Германарехе?
— Верховный вождь объявил о скачках в честь своей свадьбы с Синиладой и обещал золотой кубок, доверху наполненный драгоценными каменьями, тому, кто первым пересечет заветную черту. Кроме конных скачек нам еще предстоит увидеть кулачные бои, а также состязания лучников. Впрочем, если верить местным жителям, то подобные состязания всегда проводились в окрестностях Таны в день Пробуждения природы, так что свадьба Германа Амала здесь совершенно ни при чем. Многие, правда, опасались, что епископ Вульфила запретит мистерию, посвященную языческому богу, или, по крайней мере, попытается ей помешать, но со стороны христиан никаких возражений не последовало.
Из слов Марцелина патрикий Руфин заключил, что рекс Герман и епископ Вульфила куда умнее, чем он о них думал. Запрет на праздник вызвал бы бурю возмущения не только среди алан, но и среди готов. Не говоря уже о русколанах, сарматах, антах и прочих племенах. Поэтому Германарех решил присоединиться к общему ликованию, оговорив, правда, что языческий праздник — это всего лишь продолжение его свадьбы. Против такой хитрости никто, похоже, не возражал. Даже всесильные дротты. А что касается Руфина, то его сейчас больше волновало отсутствие вестей от кудесницы Власты, а не предстоящие скачки в честь бога Плодородия.
— Меня никто не спрашивал?
— Боярин Гвидон передал тебе вот это, патрикий. — Марцелин достал из сумки, висевшей у пояса, перстень и протянул Руфину.
— И что он сказал?
— Он сказал, что этот дар кудесницы доведет тебя до Кия.
— Какого еще Кия? — рассердился патрикий.
— Я думаю, он имел в виду город — либо Киев на Днепре, либо Киян на Дунае, — развел руками Марцелин. — Именно там находятся главные храмы венедских богов.
— Тебе следовало разбудить меня!
— Гвидон сказал, что дело это не спешное и что позднее он расскажет тебе все сам.
Руфин рывком поднялся на ноги и потянулся к одежде:
— А русколаны прислали нам купленных коней?
— Еще вчера вечером, — подтвердил Марцелин. — Все кони уже ходили под седлом, так что проблем с ними не будет.
— Скажи людям, чтобы держались настороже.
— Почему?
— Предчувствие у меня нехорошее, — вздохнул Руфин и решительным жестом откинул полог шатра.
Гребцы патрикия были набраны в константинопольском порту, а потому слишком полагаться на их преданность не стоило. Тем не менее Руфин не собирался бросать их на произвол судьбы в чужой земле.