Золото мертвых
Шрифт:
Князь – 3
Лисий след
В пещере волхва, несмотря на полыхающий в очаге огонь, пряно пахло осенней листвой, сеном, настоявшимся хлебным квасом. Отблески пламени плясали на стенах, заглушая слабый свет священного камня, зловеще вспыхивали в глазах Лютобора, неторопливо помешивающего какое-то варево в трехведерном медном котле, заставляли тени от стола, от чуров перед лестницей, от скамеек причудливо изгибаться и ползать по полу, подобно толстым черным змеям.
– Ты представляешь – пять деревень! Всего пять деревень по три двора в каждой! – Андрей Зверев, что раздраженно бегал взад и вперед, не удержался, взмахнул рукой, и вылетевший из рукава грузик кистеня с вязким щелчком врезался в твердую, как камень, глиняную стену, выбив в ней дыру размером с кулак. – Пять! Пять! Пять! – Паренек еще несколько раз ударил беззащитную
– Коли полку новую мастерить задумал, чадо, – невозмутимо ответил старый колдун, – то нижний край подровняй, ибо неудобно пользоваться будет. Да и неопрятно как-то.
– Полку? – Андрей еще раз со всей ярости ударил кистенем в рыхлое, словно тут кто-то долго грыз глину, пятно на стене, перевел дух, вскинул руку, роняя свое тайное оружие обратно в рукав, выдернул из ножен косарь и принялся ровнять края выемки. Полочка получалась не очень большая, но крынку поставить можно.
– Есть у меня для тебя одна добрая весть, отрок, – покосившись в его сторону, сообщил старик. – Знамо, коли во всех семьях мужиков в земле тамошней не хватает, то, стало быть, и проклятие лежит не на роду княжеском, в коем ты ныне состоишь, а на самом имении. А поскольку хозяева во владениях своих часто бывают, то и на них оно печать кладет. Вот и видится люду русскому, что проклят род Сакульских, который от Гостомысла лишь по женской линии тянется. Оттого и слухи нехорошие бродят. Проклятия же, что не родовые, а подкладные, завсегда слабее держатся. Ты с ним управишься, чадо. Даром, что ли, ужо третий, почитай, годок мудрости моей учишься? Одолеешь порчу, и иные беды тоже отведешь. Токмо братством с дубами себя зараз защитить не забудь. Оно спокойнее получится.
– Не хочу, – уже почти спокойным голосом ответил Андрей, вспарывая клинком ножа маслянистую, чуть влажную глину. – Ты просто не знаешь, как меня упрашивали, как уламывали: с родом Друцких породниться, княжеское звание получить, почет и уважение, богатство, наследство… Ну и что? Пожертвовал я собой, согласился жениться неведомо на ком, лишь бы роду нашему боярскому в будущем связи добрые обеспечить. Не по любви, по расчету женился! А развода тут, между прочим, не существует! Навсегда женился! И что? Что я получил? Пустой фантик с надписью «Князь Сакульский»? Кусок земли размером с половину Дании и населением в половину Жмеринки?[1 – В старину западную часть современной Ленинградской области называли Северной пустошью. Согласно разрядным книгам XVI века, там насчитывалось всего 300 деревень, в среднем по два двора в каждой. Оно и понятно: на юг от Невы – одни болота, на север – болота и камни. Удобных для обработки земель так просто не сыскать.] Блин горелый, и со всего этого по разрядным листам я еще и полста воинов на смотрины выводить обязан! Представляю, как ржал князь Друцкий, скидывая на меня этот хомут! Теперь это больше не его головная боль. И это, значит, то, ради чего я пошел под венец и поклялся в вечной верности?
– Невеста хоть красивая оказалась? – полюбопытствовал Лютобор.
– Ага. Как пирог с капустой. Такая же румяная и такая же пухлая.
– Значит, красивая, – кивнул чародей, видимо, неравнодушный к выпечке. – Это ладно. А то ведь могли старую, кривую и хромоногую подсунуть.
– Умеешь ты утешить, волхв, сразу на душе светло становится, – то ли с сарказмом, то ли всерьез ответил Андрей. – Одно могу сказать, беременна она. Так что я свой долг перед родами Лисьиных и Сакульских выполнил, не оскудеет их потомками земля русская. А меня давай, обратно возвертай. Домой хочу. Пусть Друцкие хитрозадые сами это богатство окучивают.
– Эк ты заторопился-то, отрок… – Колдун извлек из варева ложку, тщательно обнюхал, зацепил толику на ноготь. – Никак, обиделся? Дык, в мире этом каждый интереса своего не забывает. Ты князем стать согласился? Ты им и стал. А что за звание морокой немалой заплатить придется – дык меда без пчелиных укусов не случается, про то тебе любой медведь поведает. Управишься, чадо, управишься. Поднатужишься, да и придумаешь чего ладного да хитрого. Глядишь, и учение мое найдешь куда приложить. А то забудешь ведь все наказы, коли для дела пользы не принесут.
– Ты что-то путаешь, волхв, – покачал головой Андрей. – Лично я ни в какие князья не напрашивался. Как и в бояре тоже. Это ты меня сюда выдернул, чтобы роду Лисьиных угаснуть не дать. И на Полине Сакульской женился я не ради титула, а ради сохранения именья лисьинского, дабы от тяжбы судебной здешних отца с матерью оградить. Ныне жена моя уж в положении, ребенок родившийся имение Лисьиных и от Друцких, и от Лисьиных в подарок получит. Тяжбе, стало быть, конец; род боярский не прервется, да еще и с князьями в родичах окажется. В общем, можешь считать: колдовство, что боярыня Ольга Юрьевна тебе заказывала, удалось. Все то, чего она желала, исполнилось. Теперь я хочу домой.
– Нешто плохо тебе, отрок, в князьях-то гоголем ходить? – не поверил старик. – В своих трущобах такого ты ни в жизнь не получишь.
– А ты знаешь, что такое телевизор, Лютобор? Компьютер, мотоцикл, самолет?..
– И славы ратной, нынешней, тебе там никогда не добиться. Знамо мне, половину Руси слава о подвиге твоем обошла.
– … скоростная машина, асфальт. От Москвы до Новгорода – полдня пути. Рыбалка, шашлыки, вальс и диско. Девушки, которые просто ходят по улицам. Безопасность. В этом мире хоть кто-нибудь ложится спать, не приготовив на всякий случай у постели меч и лук?
– Курочка в курятнике за себя не боится – пока хозяину супчика не захочется. А свободы без меча и страха не бывает.
– Свобода превыше всего, Лютобор? Да ты, никак, либерал?
– Ты меня словами гнусными не погань, – нахмурился волхв. – Хоть и люб ты мне стал за весны минувшие, а я и огневаться могу!
– Так и ты меня обманывать не пытайся, мудрый Лютобор. Чай, не мальчик.
– В чем же обман ты за мною заметил?
– В свободе, что ты мне подсунуть пытаешься. Свободному человеку ничего не страшно. Коли и от добра, и от родичей он свободен, то ни бед, ни хлопот у него нет. Пришли вороги злые – чего бояться? Плюнул, да на другое место перебежал. Пожар прошел – так ему все едино терять нечего. Неурожай случился – так ему поле жать ни к чему. Вот и бродит свободный человек из края в край, ничего не опасаясь. Сегодня под одним кустом переночевал, завтра под другим. Украсть у него нечего, грабить его последний тать побрезгует, пожрать по лесам и помойкам как-нибудь наберет. Чего бояться? А вот стоит тебе хоть кошкой обзавестись, ты уже опасаться начинаешь. А ну, потеряется, отравится, собаке на зуб попадет. Дом и дети появятся – страхов втройне. Семью и добро надобно ведь от поганых оградить, коих немало вокруг крысятничает. Страшно, что хлеба не соберешь, дабы малых от голода уберечь, страшно, что беда нежданная припасы твои уничтожит. И чем больше на тебе душ, тем больше и страхов. Любая скотина последняя – и та заботы просит. А если тебе еще и люди служат? А если ты понять способен, что такое Родина, и готов живот свой за нее положить? Нет, Лютобор, не бывает страха в свободном человеке. Страх в том живет, кто тысячами нитей к миру привязан. Там могила отцовская, здесь телок, коего сам выкормил, в стороне дом, в котором любимая твоя обитает, за ним поле колосится, что сам сажал. Тут ниточка, там веревочка, здесь лесочка – и вот сидишь ты уже, словно цепью прикован. И цепь свою мечом и кровью до капли последней защищать готов. Свободному человеку этого не понять, ему все переломать – раз плюнуть. Свободный человек – тварь подлая и поганая, место ему в хлеву, с хомутом на шее и намордником покрепче, чтобы не кусался. Не дай Бог, беда у тебя случится – все эти твари первыми крысятничать лезут, куски рвать да кровь пускать. А как у них беда, так к совести твоей взывают, покормить да обогреть требуют.
– У-у-у, думы какие в душе-то твоей бродят, чадо, – изумился старик. – Не к добру это, не к добру. С чего печален так, дитятко?
– А то сам не понимаешь? – хмыкнул Зверев, отер нож о брошенную у стены, невыделанную шкуру и спрятал в ножны. – Ниточками я здесь прирастаю, волхв. Еще немного, они и в цепь превратиться могут. А я не хочу оставаться здесь, Лютобор. Я хочу домой.
– Полнолуние через восемь ден, чадо, – прищурился на свой ноготь чародей. – Тогда удачу и попытаем. Али не веришь, что всеми силами я клятву свою исполнить норовлю?
– Верю, мудрый волхв, верю, – вздохнул Андрей. – Но сам видишь – дни идут, а я еще здесь. Я сделал все, чего вам хотелось, и даже больше. Теперь возвращай меня обратно. Возвращай!
– Могу повторить лишь то, о чем сказывал не раз, – пожал плечами Лютобор. – Но ведь ты не желаешь верить. Глянь лучше сюда. Это мертвая вода, веришь?
– Та, что способна сращивать любые раны? – подошел ближе Зверев и через плечо колдуна стал разглядывать застывшую на ногте волхва желтую, полупрозрачную каплю, похожую на сверкающий на солнце янтарь.