Золото, пуля, спасительный яд. 250 лет нанотехнологий
Шрифт:
Не обошлось без антисемитских выпадов, некоторые специалисты, воспользовавшись случаем, обрушились с критикой на теоретические воззрения Эрлиха и утопическую концепцию “волшебной пули”. А в одной из франкфуртских газет вышла статья ее главного редактора с обвинениями Эрлиха и сотрудников института в шарлатанстве, принудительном лечении проституток и опытах на людях. Дело дошло до суда, и после пятнадцатичасового разбирательства было вынесено решение о невиновности Эрлиха по всем пунктам, а редактора газеты присудили к году тюрьмы за клеветническую публикацию “с целью сенсации и рекламы своего издания”. Впрочем, толку от этих репрессий никакого, вот и травля Эрлиха продолжилась. Откликаясь на протесты общественности, рейхстаг в марте 1914 года провел слушания по “делу сальварсана”.
Лишь в 1922 году научное общество дерматовенерологов Германии единодушно подтвердило “ценность препарата как наиболее эффективного в борьбе с таким народным бедствием, каким является сифилис”. Сальварсан применялся еще три десятилетия, пока ему на смену не пришел пенициллин.
Вся эта история, несомненно, повлияла на здоровье Эрлиха, и так не очень крепкое. В 1914 году у него случился микроинсульт, от которого он довольно быстро оправился и продолжил работу. В августе 1915 года он поехал на курорт Бад-Хомбург, где скоропостижно скончался от повторного инсульта.Люди запомнили его немного рассеянным, как и подобает настоящему ученому, погруженным в свои эксперименты, размышления и чтение научных журналов на нескольких языках. В то же время он был человеком веселым и открытым, мог выпить кружку пива со своим давним лабораторным служителем и десяток-другой кружек с немецкими и зарубежными коллегами. Излагая им свои идеи, рисовал формулы на всем, что подвернется под руку, – столе, стене, салфетках, манжетах, как своих, так и собеседника. Много курил, в конце жизни – до двадцати пяти сигар в день, самых лучших, что пробивало большую брешь в семейном бюджете. В свободное время играл в карты, читал детективы, особенно уважал Артура Конан Дойла, с которым состоял в переписке. При этом мог спутать Шиллера с Шекспиром и вообще не любил серьезное искусство. Вот и в опере, куда его выводила жена, размышлял, как мы помним, о науке.Пришло время рассказать об открытии сальварсана. Самое забавное в этой истории то, что Эрлих отнюдь не собирался создавать лекарство от сифилиса, он решал сугубо научную задачу: он пытался доказать и себе, и коллегам, что “волшебная пуля” может быть создана, что это не его фантазия, как полагали все окружающие. Для этого Эрлиху нужна была модель, все равно какая, лишь бы удобная с точки зрения постановки опытов. Он выбрал открытые незадолго до этого трипанозомы – одноклеточных паразитов, вызывавших заболевания половых органов у лошадей. Их было удобно наблюдать в микроскоп, а главное, при введении мышам они вызывали заболевание, неизбежно заканчивающееся смертью.
За три года Эрлих исследовал действие на трипанозомы почти всех имевшихся в его распоряжении красителей, числом более пятисот, – он верил в лекарственную силу красителей. Но даже те из них, что концентрировались в трипанозомах, не убивали их. В 1906 году Эрлих, просматривая научные журналы, наткнулся на сообщение о новом лекарстве от сонной болезни под названием атоксил, представлявшем собой довольно простое органическое производное мышьяка. Атоксил излечивал большую часть лабораторных мышей, зараженных сонной болезнью, но вот люди – испытания проводились в Африке – от него только слепли и потом все равно умирали.
И тем не менее атоксил заинтересовал Эрлиха. В нем присутствовало очевидное действующее начало – ядовитый мышьяк. В то же время химическая структура атоксила позволяла получить его многочисленные модификации. Химикам прекрасно знакома такая ситуация, когда “ядро” молекулы остается неизменным, а изменяется лишь периферия молекулы, находящиеся там группы, которые потому и называются заместителями, что их можно заместить. Именно так химики добиваются изменения цвета красителей. Опять же по аналогии с красителями Эрлих предположил, что можно создать такую комбинацию заместителей, при которой препарат будет концентрироваться исключительно в трипанозомах, не затрагивая клетки организма. Атоксил был очень перспективной моделью . Эрлих нарисовал первые возможные химические структуры, синтетики встали к своим колбам, работа закипела.
Большую помощь в работе оказал японский стажер Сахатиро Хата. Он с самурайской невозмутимостью рубил хвосты мышам, вводил им возбудителя болезни, а по прошествии времени – очередной препарат, который мог принести им излечение. Особенностью медицинских исследований является то, что эксперименты всегда выполняют не с одним животным, а с группой (чем группа больше, тем лучше), чтобы нивелировать индивидуальные различия между организмами. Тут очень важно, чтобы все операции проводились абсолютно одинаково, строго по прописи, в этом деле если кто и может конкурировать с немцами, то только японцы.
Еще три года непрерывных экспериментов. Одни препараты быстро уничтожали трипанозомы, но при этом наносили вред самим мышам; другие уничтожали трипанозомы слишком медленно, и те успевали выработать иммунитет; третьи были вовсе неэффективны. В точку попали с шестьсот шестым синтезированным препаратом. Его единичное вливание в кровь мышонка полностью очищало организм от трипанозом, при этом сам препарат был абсолютно безвреден. Этот “препарат 606” и получил впоследствии название сальварсан – “спасающий мышьяк”. Для Эрлиха он стал воплощением мечты, это была его “волшебная пуля”.
Только после завершения этой части исследований на сцене появился призрак сифилиса. Тут Эрлиху в который раз помогли его эрудиция и постоянный мониторинг научной литературы. В 1906 году немецкие микробиологи Фриц Шаудин и Эрих Гофман сообщили об открытии спиралевидного микроба, который они назвали бледной спирохетой. Шаудин и Гофман доказали, что она служит возбудителем сифилиса, и в заключение статьи высказали предположение, что новый микроб родственен трипанозомам и при определенных обстоятельствах может даже превращаться в них. Предположение было неверным, но оно натолкнуло Эрлиха на счастливую мысль – испытать действие “препарата 606” на возбудителя сифилиса.
Соответственно величию задачи и подопытные животные были выбраны покрупнее, в институт потянулись подводы с кроликами и петухами. Вскоре все они превратились в безнадежных сифилитиков: петухи сникли, на нежной коже кроликов выступили безобразные язвы. И тут им начали вводить сальварсан. Анализы показывали, что после этого бледные спирохеты в крови животных полностью пропадали, да и внешне они преобразились. Петухи бодро разгуливали по вольеру, высматривая кур, а язвы на коже кроликов затягивались на глазах. И, еще прежде чем язва у первого счастливца успела зарубцеваться, Эрлих передал “препарат 606” знакомым врачам для испытаний на людях.
Но исследователи на этом не остановились. Еще через три года был создан “препарат 914”, получивший название неосальварсан, более эффективный и безопасный; собственно, он преимущественно и использовался в дальнейшем. На все про все ушло десять лет.
О том, что было потом, вы уже знаете. Но это история препарата и история его создателя, а есть еще история идеи. Идея, конечно, не была забыта, найти свою “волшебную пулю” мечтал каждый исследователь, но вечно не хватало ресурсов, знаний, времени, возникали новые задачи борьбы с различными заболеваниями, ради спасения жизни пациентов врачи закрывали глаза на отрицательные побочные действия создаваемых лекарств.
В этом смысле показательна история пенициллиновых антибиотиков. Их открытие – несомненно, одно из самых замечательных достижений медицины XX века, невозможно даже приблизительно подсчитать, сколько миллионов жизней они спасли. Но все мы на собственном опыте знаем отрицательные последствия их применения: они уничтожают не только болезнетворные бактерии, но и микрофлору кишечника, без которой невозможно пищеварение. Приходится восстанавливать, долго и мучительно. Кроме того, возбудители заболеваний быстро адаптируются к антибиотикам и те перестают действовать. Исследователи вынуждены создавать новые антибиотики, еще более мощные, а бактерии отвечают созданием новых штаммов, еще более изощренных. Эта гонка вооружений продолжается вот уже полвека, одним из ее результатов стал резкий рост смертности от внутрибольничных инфекций – наш собственный иммунитет уже не способен справиться с новыми напастями.