Золото Серебряной горы
Шрифт:
Слыша все это, Петька всерьез забеспокоился. Тем более что в последнее время дурацких ситуаций в его жизни более, чем достаточно. Одно посещение туалета в Нижнем Новгороде чего стоило.
— Да, когда веником хлестаться будешь, — продолжал дядя Миша, — не переусердствуй. Чуть голова закружится — сразу дверь открывай, а то и вообще выскакивай на улицу. Не бойся, никто тебя не увидит. А то с непривычки можно и в обморок шмякнуться. Ну а теперь приятных тебе процедур.
Дядя Миша распахнул дверь, и оттуда повалили клубы белого, похожего на вату пара.
— Ну, бывай!
Дядя
— Да, забыл сказать, — он открыл дверь в баню. — Вот это, Петьк, предбанник называется. Ну, стало быть, перед баней, понял?
— Понял.
— Во-от. А за той дверью главная баня и есть. Ну где будешь мыться. Вот сюда, Петьк, положишь одежду, потом — в ту дверь зайдешь. Как там действовать, ты уже знаешь. Ну, бывай…
Присев на лавку, Петька начал стягивать с себя валенки. В этот момент послышался стук в окно и донесся знакомый голос:
— Эй, погоди. Еще одно! Ты, Петьк, смотри не угори там. В нашем поселке, правда, такого еще не было, но кто знает, как у вас, москвичей, организьм устроен?
Бумажкин разделся, сложил в кучку одежду и еще раз освежил в памяти рекомендации дяди Миши. «Значит, так. Не перепутать баки с горячей и холодной водой, не ошпариться, не свалиться с лавки, не припечататься ногой к печке, не угореть и не потерять сознание. Кажется, все». И он отворил дверь в парную.
Чего только не вытворял Петька в следующие тридцать минут, начисто забыв о всяческих инструкциях! Он плескал воду на раскаленные камни, безжалостно хлестал себя березовым веником, потом заваливался на полок и пытался сквозь пар разглядеть растопыренные пальцы рук. Потом выскакивал на мороз и смотрел, как уже от его разгоряченного тела во все стороны идут белые облака, вновь забегал в баню, и опять плескал воду на камни. Раз пять за все это время в окошко стучал дядя Миша и с улицы доносился его встревоженный голос:
— Петьк, а, Петьк! Ты там живой?
— Живой… — отвечал Петька с каждым разом все тише и слабее.
— Ты вот что, друг, — приказал дядя Миша, когда Петькин голос стал напоминать шуршанье осенней листвы, — вылезай-ка оттуда. С непривычки коньки откинишь, что я с тобой делать буду?
Тут только Петька вспомнил, что неплохо бы и помыться с дороги. Но сил на это уже не осталось. Он провел мочалкой по животу, по голени правой ноги, ополоснулся и начал натягивать на распаренное тело трусы. Потом накинул на себя большое махровое полотенце, приготовленное дядей Мишей и, прихватив пакет с одеждой, качаясь, вышел на улицу. А навстречу ему уже бежал беспокойный дядя Миша.
— Чуяло мое сердце, что один не дойдешь, — сказал он и, легко подняв Петьку на руки, словно тот был пяти килограммов весу, понес в избу.
Глава 13. «Просторы»
Лежа на широкой кровати и вдыхая запах пельменей, Петька блаженствовал. В голове, как ни странно, не было даже мало-мальски приличной мыслишки. Ни одной! Такого с Петькой еще не бывало. Обычно в его черепной коробке постоянно крутилась всякая всячина. Иногда медленно, словно улитки, но чаще бурлила, будто кипящая вода в котелке. Теперь голова была пуста, как холодильник после ухода незваных гостей.
Петька лежал, и ему казалось, что дома сквозь потолок ему видится усыпанное звездами небо и спелый месяц-банан, которого в самую пору съесть. Через неплотно закрытую дверь просачивалась тонкая полоска света.
В комнате царил полумрак, а из кухни, наполненной всевозможными запахами, доносились приглушенные голоса Даши и дяди Миши. Они говорили тихо, вполголоса, стараясь не мешать Петьке отдыхать. Петька, вопреки своей давней привычке в любой ситуации ловить информацию, даже не прислушивался, о чем они говорят. Ему было хорошо и спокойно.
Вот дверь открылась, и в желтом проеме появилась темная фигура дяди Миши.
— Ну что, Петьк, очухался, нет ли?
— Да вроде очухался, дядя Миша.
— К столу-то подойти сможешь?
— Куда ж я денусь? Конечно, смогу!
— Ну тогда подползай. А то у нас с Дарьей животы к спинам поприлипали.
Петька вышел на кухню и оторопел. Чего только не было на столе: и маринованные огурчики, и соленые грузди, и деревенский творог со сметаной. А посреди всего этого великолепия дымилось огромное блюдо с пельменями. Рядом возвышалась бутылка водки.
— Хряпнешь? — спросил дядя Миша, показывая на нее взглядом.
— Нет, — ответил Петька. Он, кроме шампанского, пока еще ничего из спиртного не пил.
— Я тоже не пью, — сказал дядя Миша, — но ради такого случая. Одно слово — гость в доме! Гость — он из любого места — гость. Что из Москвы, что из чабанской стоянки. Ну, бывай!
Он быстро опрокинул в себя стопочку, закусил соленым огурцом. Когда все наелись, как говорится, от пуза и Даша налила чай, дядя Миша вдруг стал очень серьезным:
— Ну а теперь, мой друг, поведай-ка нам о том, каким ветром тебя сюда принесло? Ведь не просто же в гости ты тащился в такую даль!
Петька в двух словах рассказал о журнале «Просторы», но об истинной цели визита решил пока умолчать. Ему не захотелось говорить о ботаническом саде и тем самым ставить дядю Мишу в неловкое положение. Понятно же, что никакого сада здесь нет и быть не может! При таком-то морозе разве может хоть что-нибудь вырасти? Пусть даже в теплице. Да и потом, куда денешь страсть дяди Миши приукрашивать все в своих письмах? Петька только сообщил, что прилетел вместо отца, который якобы заболел в самый последний момент, чтобы собрать для журнала кое-какой материал.
— Ну наконец-то и о глубинке вспомнили! — воскликнул дядя Миша. — А то я пишу, пишу Константину: приезжай сюда, посмотришь, как мы здесь, а в ответ на это — молчанье. Оно и понятно, вас, москвичей, куда только не зовут и везде вы желанные гости. А потом Константин же теперь большой человек стал. Главный редактор!
Петька попытался незаметно перевести разговор на другие рельсы, чтобы не пришлось показывать журнал, но не тут-то было! Дядя Миша сказал:
— Слышь, Петьк! Журнальчик-то небось у тебя с собой! Давай-ка его сюды. Хоть краем глаза взглянуть. А то все в письмах «любимое детище, любимое детище»! Вот и посмотрим, что это за детище!