Золото Спарты
Шрифт:
Пролог
Перевал Большой Сен-Бернар,
Пеннинские Альпы
Май 1800 года
Порыв ветра взметнул поземку; жеребец по кличке Штирия нервно захрапел и попятился, едва не сойдя с троны, но стоило всаднику несколько раз цокнуть языком, и животное успокоилось. Наполеон Бонапарт, французский император, плотнее запахнул воротник шинели и прищурился, защищая глаза от снежной крупы. Взор императора
Наполеон наклонился и ласково потрепал Штирию по шее.
— Ничего, старина, видали мы переделки и похуже.
Штирия, арабский скакун, захваченный Наполеоном два года назад, во время Египетской экспедиции, был великолепным боевым конем, но холод и снег переносил тяжело. Он родился и вырос в пустыне и привык, что из-под копыт летит песок, а не ледяная пыль.
Наполеон обернулся и сделал знак своему камердинеру Констану, который стоял в нескольких шагах позади с вереницей мулов в поводу. За ним, вдоль петляющей меж гор тропы, растянулась на долгие мили резервная армия: сорок тысяч солдат с лошадьми, мулами и артиллерийскими повозками.
Констан отвязал переднего мула и догнал императора. Тот передал камердинеру поводья и спешился, по колено увязнув в снегу.
— Пусть отдохнет, — сказал Наполеон. — По-моему, опять что-то с подковой.
— Я этим займусь, генерал.
В походах Наполеон предпочитал простое «генерал» принятому при дворе обращению «первый консул». Он вздохнул полной грудью, поплотнее нахлобучил треуголку и окинул взглядом высокие гранитные пики.
— Отличный денек, Констан, вы не находите?
— Вам виднее, генерал.
Наполеон украдкой улыбнулся. Его камердинер, старый верный слуга, был одним из немногих избранных, кому дозволялась толика сарказма. В конце концов, подумал Бонапарт, Констан немолод. Ледяной ветер небось пробирает старика до самых костей.
Наполеон Бонапарт был невысок, но плечист, с сильной шеей. Орлиный нос нависал над плотно сжатыми губами, подбородок чуть выдавался вперед, а пронзительный взгляд серых глаз словно препарировал все, что оказывалось в поле зрения императора.
— Есть вести от Лорана?
— Нет, генерал.
Командующий дивизией, генерал-майор Арно Лоран, один из доверенных командиров и близких друзей Наполеона, днем ранее выехал в глубь перевала во главе небольшого разведывательного отряда. Прекрасно понимая, что шансы повстречать здесь врага ничтожно малы, Бонапарт тем не менее готовился к любым неожиданностям. Он давно усвоил важный урок: не стоит полагаться на удачу. Слишком многих великих мира сего сгубила излишняя самонадеянность… Впрочем, сейчас худшими врагами его войск были погода и горы.
Расположенный на высоте двух с половиной километров перевал Большой Сен-Бернар веками использовался как основной путь из Италии в Северную Европу. Эти горы повидали на своем веку немало армий: в 390 году до нашей эры здесь прошли галлы, прежде чем растоптать Рим; в 217 году до нашей эры Ганнибал повел через перевал своих знаменитых слонов; в 800 году Карл Великий, первый император Священной Римской империи, пересек Альпы, возвращаясь из Рима после коронации.
Достойная компания, подумал Бонапарт. Даже один из его предшественников, король Франции Пипин Короткий, в 753-м пересек Пеннинские Альпы, чтобы встретиться с папой Стефаном Вторым.
«Где потерпели неудачу другие, я преуспею», — напомнил себе Наполеон. Его империя превзойдет самые дикие мечтания властителей минувших лет. Ничто не встанет у него на пути. Ни армии, ни погода, ни горы — и уж точно не эти выскочки-австрийцы.
Годом ранее, пока он со своей армией завоевывал Египет, наглые австрияки вероломно заняли итальянскую территорию, которая по условиям Кампо-Формийского мира отходила к Франции. Но недолго им радоваться победе. Атака будет неожиданной. Австрийцы и представить себе не могут, что целая армия отважится пересечь Альпы зимой. И не без причин.
Отвесные скалы и извилистые ущелья Пеннинских Альп сулили настоящий кошмар и бывалому путешественнику, не говоря о сорокатысячной армии. С сентября повсюду нанесло десятиметровые сугробы, а температура никак не желала подняться выше нуля. На каждом повороте их встречали снежные заносы высотой с дюжину мужчин, грозя погрести под собой людей и лошадей. Даже в самые солнечные дни туман не рассеивался раньше обеда. Часто вьюга заметала среди бела дня, и тогда за жуткой пеленой льда и снега день превращался в кромешную ночь: становилось так темно, что люди ничего не видели дальше вытянутой руки. Однако страшнее всего были лавины — отвесные снежные стены, до полумили шириной, сходили с гор грохочущим стремительным потоком, погребая под собой любого, кому не посчастливилось оказаться у них на пути. До сих пор Господь щадил войско Наполеона, забрав всего две сотни солдат.
Бонапарт повернулся к Констану.
— Отчет интенданта!
— Возьмите, генерал.
Камердинер выудил из-за пазухи связку бумаг. Наполеон пробежался по столбикам цифр. Воистину армия марширует на брюхе. Солдаты уже оприходовали девятнадцать тысяч восемьсот семнадцать бутылок вина, тонну сыра и тысячу семьсот фунтов мяса.
Впереди, из глубин перевала, раздался крик часовых:
— Лоран едет, Лоран!
— Наконец-то, — пробормотал Наполеон.
Из пурги вынырнул конный отряд. Двенадцать всадников — все как на подбор проверенные воины, лучшие из лучших, как и их командир. Столько часов в седле, а по ним и не скажешь: подтянуты, головы держат высоко — вот это выправка! Генерал-майор Лоран, пустив коня рысью, подъехал к Наполеону, отдал честь и спешился. Бонапарт заключил его в объятия, затем отступил и сделал знак Констану, который был тут как тут с бутылкой бренди наготове. Лоран щедро отхлебнул раз, другой, затем вернул бутылку.
Наполеон заговорил:
— Докладывайте, дружище.
— Мы покрыли восемь миль, генерал. Никаких признаков неприятеля. Ниже по склону погода налаживается и снег не такой глубокий. Дальше будет легче.
— Хорошо… очень хорошо.
— И еще одно… Генерал, мы кое-что нашли, — сказал Лоран, беря Наполеона под локоть и отводя в сторонку. — Это может вас заинтересовать…
— Не могли бы вы выразиться точнее?
— Вам стоит самому это увидеть.