Золото стрелка Шарпа
Шрифт:
Он двинулся в церковном сумраке к главному входу – туда, где офицер из интендантской службы следил за дележом свежеиспеченного хлеба на солдатские пайки.
Шумно распахнулась дверь, пропуская слабые лучи предвечернего света, и Лоуфорд в самом пышном из своих мундиров помахал Шарпу рукой.
– Готов?
– Да, сэр.
Снаружи ждал майор Форрест.
– Не волнуйся, Ричард, – сказал он с улыбкой, не скрывающей тревоги.
– Не волнуйся! – Доблестный полковник Уильям Лоуфорд был зол не на шутку. – Пускай еще как поволнуется, черт подери! – Он оглядел Шарпа с ног до головы. – А поприличнее ничего не нашлось?
Шарп
– Это все, что у меня есть, сэр.
– Все? А как же новый мундир? Господи боже, Ричард, ты же форменный бродяга!
– Мундир в Лиссабоне, сэр. В магазине. Легкая пехота должна идти налегке.
Лоуфорд возмущенно крякнул.
– Но не должна целиться из ружей в военную полицию!.. Пошли, опаздывать нельзя. – Он нахлобучил треуголку и отдал честь двум отсалютовавшим часовым, которые с откровенным любопытством и весельем внимали его гневным словам.
Шарп поднял руку.
– Одну секунду, сэр. – Он смахнул воображаемую пылинку с золотистой ленты командира полка, которую Лоуфорд носил поверх белого диагоналевого пояса. Лента была с иголочки, полковника наградили ею за Талаверу. На ней сверкал орел в оковах, свидетельствуя перед всем миром, что Южный Эссекский – единственный полк на полуострове, который захватил французский штандарт.
С удовлетворенным видом Шарп отступил.
– Так лучше, сэр.
Поняв намек, Лоуфорд улыбнулся.
– Вот ублюдок! Заруби на носу, Шарп: хоть ты и отбил «орла», это вовсе не дает тебе права вытворять черт-те что.
– Зато любой идиот имеет право вытворять черт-те что, если на нем полицейский мундир. Так, сэр?
– Да, – сказал Лоуфорд. – Именно так. Пошли.
Странно все-таки, подумалось Шарпу. Лоуфорд обладал всеми недостатками богатых и привилегированных, однако капитану почему-то нравился этот человек, он не считал зазорным оказывать ему услуги. Они были сверстниками, но Лоуфорд всегда носил офицерские эполеты и не волновался насчет карьеры, достаток позволял ему спокойно расти в чинах. Он никогда не гадал, где раздобыть денег на следующий год. Семь лет назад Лоуфорд служил лейтенантом, а Ричард Шарп ходил у него в сержантах. В Индии сержант помог офицеру выжить в застенках султана Типу. Взамен Лоуфорд научил подчиненного чтению и письму, тем самым открыв для него путь в офицеры – если, конечно, Шарпу хватит безрассудства совершить на поле боя какой-нибудь подвиг, достаточно героический, чтобы человека из солдатских шеренг приняли в избранное офицерское общество.
Шагая вслед за Лоуфордом в штаб Веллингтона по многолюдным улицам и разглядывая дорогую и пышную полковничью экипировку, Шарп гадал, в каких чинах они будут через семь лет. Как и Шарп, Лоуфорд был честолюбив, но, в отличие от стрелка, имел все необходимое для великих свершений: деньги и родовитость. До генерала дорастет, подумал Шарп. И ухмыльнулся: даже тогда Лоуфорду будет нужен рядом кто-нибудь вроде него, Шарпа. Он – глаза и уши Лоуфорда, его профессиональный боец, умеющий читать на лбу у неудачливых преступников, у пьяниц, у нищих сорвиголов, из которых почему-то куется лучшая в мире пехота. Более того: Шарп умеет читать на лбу у врага, и Лоуфорд, для которого армия – это лестница к славному, почетному итогу, без тени сомнения полагается на чутье и таланты бывшего сержанта.
Последнее время Лоуфорд держался неплохо. Принял озлобленный, озверелый, затурканный полк и превратил его в настоящее подразделение, ничем не уступающее прочим боевым частям. Тут, конечно, помог «орел» Шарпа. Смыл позор Вальделаказы, где Южный Эссекский под командованием сэра Генри Симмерсона потерял знамя, а вместе с ним и честь. Но дело не только в «орле». У Лоуфорда дар политика, он верит людям, с которыми трудится локоть к локтю, и они ему платят тем же.
Лоуфорд вел Шарпа и Форреста сквозь толпу офицеров и горожан. Майор посматривал на Шарпа с отеческой улыбкой, отчего сильнее обычного походил на доброго викария, посетившего сельский маскарад в мундире офицера. Он попробовал ободрить Шарпа:
– Не бойся, Ричард, до суда не дойдет. Мыслимое ли дело? Может, потребуют извиниться или что-нибудь в этом роде, да глядишь, на том все и кончится.
Шарп отрицательно покачал головой.
– Черта с два я попрошу прощения, сэр.
Лоуфорд остановился и повернулся кругом, ткнул пальцем Шарпу в грудь.
– Ричард Шарп, если тебе прикажут, ты еще как попросишь прощения! Подчинишься, как последний бесхребетный слизняк. Ясно?
Шарп щелкнул каблуками высоких французских сапог.
– Так точно, сэр.
Лоуфорд взорвался:
– Боже всемогущий! Да как ты не понимаешь, дьявол тебя дери?! Это же подсудное дело! Эйрис наябедничал командующему военной полицией, а тот внушает генералу, что нельзя подрывать авторитет полицейских! А генерал, как вам, мистер Шарп, известно, весьма склонен разделять такую точку зрения. – Страстная тирада Лоуфорда собрала вокруг небольшую толпу любознательных слушателей. Злость полковника улеглась так же внезапно, как и накатила, но палец по-прежнему упирался в капитанскую грудь. – Генералу не хочется, чтобы волновалась полиция, и его, понятное дело, огорчило известие, что капитан Ричард Шарп открыл сезон охоты на нее.
– Так точно, сэр.
Лоуфорда не смягчило удрученное выражение на лице Шарпа – полковник сразу заподозрил, что причиной тому вовсе не раскаяние.
– Хоть нас и вызвал сам генерал, не надейся, что он посмотрит сквозь пальцы на твою выходку. Слишком уж часто за последнее время он спасал твою шкуру. Понял?
Возле винной лавки зааплодировала группа кавалерийских офицеров. Лоуфорд метнул в них испепеляющий взгляд и твердым шагом двинулся дальше, а вслед ему полетело чье-то дурашливое подражание трубе, зовущей в атаку.
Наверное, Лоуфорд прав, подумал Шарп. Генерал передислоцировал Южный Эссекский, зачем – никто не знал. Может, придумал для него какую-нибудь особую задачу, чтобы развеять зимнюю скуку. А тут, как назло, идиотская стычка с Эйрисом. Шарпу она может выйти боком, военно-полевой суд шутить не любит, запросто упечет туда, где с тоской вспомнишь, как весело было на пустынной границе…
Возле штаба Веллингтона стояли четыре повозки, запряженные волами, – еще одно предвестие скорого ухода армии. Необычно здесь выглядела только высокая мачта на крыше, увенчанная крестовиной, с которой свисали четыре просмоленных бараньих пузыря. Шарп пригляделся с любопытством: он впервые увидел новый телеграф. Вот бы посмотреть, как черные надутые пузыри подлетают на веревках, передавая сигналы другим таким же станциям, и далекой крепости Альмейда, и войскам, стерегущим реку Коа.