Золотое дерево
Шрифт:
— Иначе и быть не могло, ведь Дом Рошей находится сейчас в руках женщины. Считай, что тебе крупно повезло, и ты все же получила хоть какое-то место на выставке.
Лицо Габриэль вспыхнуло, она с вызовом взглянула на брата.
— Я позабочусь о том, чтобы к шелку, выпускаемому нашей фирмой, никто никогда не относился с пренебрежением. Обещаю это тебе.
Взгляд, которым Габриэль одарила брата при этих словах, он называл про себя «упрямым»; Анри ненавидел сестру в такие моменты, его раздражала ее самоуверенность. В такие минуты он чувствовал в ней непоколебимую решимость идти напролом к своей цели, сокрушая все препятствия на своем пути. Габриэль была неукротимой в детские годы и в юности, и сейчас, как видно, в ней ничего не изменилось. Анри вынул из кармана украшенную эмалью табакерку, взял из нее щепотку нюхательного табака и с шумом втянул его
— Я не был бы слишком удивлен, если бы организаторы выставки вообще исключили из состава нас и Дево, — сказал Анри, убирая в карман носовой платок.
— Это еще почему? Неужели они могли испугаться того, что мы с Николя Дево начнем наносить друг другу публичные оскорбления? — насмешливо спросила Габриэль.
— Нет, хотя в прошлом, доложу я тебе, это частенько случалось, когда Роши встречались с кем-то из Дево.
Анри никогда не вспоминал инцидент, произошедший в день свадьбы Габриэль. Это Ивон посоветовала ему никогда не говорить на эту тему. Она сказала мужу — безо всякой задней мысли, не желая обидеть его, однако, как всегда, с присущей ей бестактностью, — что он выглядел в этом эпизоде жалким и нелепым и вел себя, как трус. Эти слова жены больно задели Анри, усугубили пережитое им унижение. В тот день он поклялся, что однажды жестоко отомстит Николя Дево за нанесенное ему оскорбление. И с тех пор Анри ждал только удобного случая для того, чтобы воспользоваться им и в полной мере насладиться местью. Он страстно мечтал о том, чтобы увидеть однажды, как разорится Дево, как его ткацкая мастерская будет разрушена и разгромлена, а сам владелец выслан из Лиона — теперь уже навсегда.
— Дом Камила Пернона не делал секрета из того, что испытывал один из станков Жаккарда еще в те времена, когда Дево завозил в город и устанавливал сбои первые станки. Но этот шелкопромышленник пришел к выводу, что работать на них невыгодно.
— Может быть, он не смог как следует наладить их. Или Пернон просто испугался, что среди его ткачей начнутся волнения.
— Какова бы ни была причина недовольства новыми станками такого авторитетного в деловых кругах шелкопромышленника, как Пернон, его мнение окажется решающим для многих из нас. Так что, Габриэль, тебя ждет не только конкурентная борьба, но и предвзятое отношение со стороны шелкопромышленников, не спешащих переоборудовать свои мастерские.
— Но ведь у тебя нет никаких оснований подвергать критике качество изделий, выполненных на станках Жаккарда!
— Ты совершенно права, — согласился с ней Анри, кивая головой, и терпеливо продолжал: — Но ведь я твой сторонник или скорее новообращенный в твою веру, ведь прежде я и подумать не мог о том, что придет день и я соглашусь с тобой. Кстати, какие узоры ты в конце концов решила показать на выставке?
Выслушав ответ Габриэль, Анри сердито взглянул на нее и сказал:
— Нет, тебе ни в коем случае не следует выставлять именно эти образцы. Я категорически против. Ведь выставка даст нам возможность получить выгодные заказы, и мы не должны упустить своего шанса. Поэтому я прошу тебя, выставь образцы с традиционными узорами, которые всегда в ходу: цветы, виноградные лозы, розетки и все такое прочее. На эти ткани всегда большой спрос, я знаю это по своему многолетнему опыту.
— Слава богу, прошли те времена, когда кто-нибудь мог диктовать Мне свою волю, Анри, — твердо сказала Габриэль и подняла руку, видя, что он пытается что-то возразить ей. — Решение принято.
Марсель разработал необходимые эскизы еще несколько месяцев назад, и, как видишь, образцы уже готовы. Конечно, я не знала о том, что нам отведут столь жалкое место на выставке, поэтому я страшно расстроена. Ты же сам сказал мне, что прежде витрины с шелком Дома Рошей всегда занимали более почетное место. Такое пренебрежение к нашей фирме не могло не задеть меня, но я только укрепилась в своем решении идти до конца и доказать, что наши ткани заслуживают к себе лучшего отношения.
Накануне открытия выставки Габриэль явилась в выставочный зал вместе с Марселем и Анри. Все трое смешались с толпой прибывших сюда в этот день шелкопромышленников и их служащих, несущих образцы, приготовленные для витрин. Вместе с Габриэль приехал и Эмиль; он тоже собирался выставить образцы произведенного в его хозяйстве щелка-сырца и надеялся свести здесь новые знакомства с потенциальными клиентами и повидаться с теми, с кем он давно сотрудничал. В вестибюле здания Габриэль и Эмиль расстались, и он направился в зал, отведенный для демонстрации образцов шелка-сырца. Габриэль остановилась у плана-указателя выставки и нашла на нем то место, где демонстрировались образцы, изготовленные в шелкоткацкой мастерской Дево. Она с завистью увидела, что они разместились в зале, который она сама выбрала бы для своих тканей. Таким образом, у Николя было решающее преимущество перед ней. Но Габриэль не собиралась опускать руки, малейший успех ее образцов в столь невыгодных для нее условиях будет означать очень много. Улыбаясь своим мыслям, Габриэль повернулась и тут же увидела Николя. Сердце ее упало, а затем бешено забилось.
Он не видел ее, поскольку шел в плотной толпе. Ноги Габриэль подкосились, она чувствовала слабость во всем теле. Почему один лишь случайно брошенный взгляд на этого человека привел ее в такое состояние? Силы покинули Габриэль, у нее было такое чувство, будто она копила энергию только для того, чтобы выдержать близкое присутствие Николя, суметь сдержать себя. Казалось бы, обстоятельства ее жизни, суровая действительность не должны были оставить места для нежной страсти в ее сердце. Габриэль шел двадцать пятый год, и уже четыре года она была замужем. Она ощущала себя взрослой сложившейся женщиной, не подверженной юношеским эмоциональным срывам и перепадам настроения. Она подчас ругала себя за безумную любовь к Николя и в то же время в глубине души благословляла это чувство, дававшее ей ощущение жизни. В такие моменты, как этот, она чувствовала себя подмятой до небес, в сияющие высоты, намного ярче, живее и краше, чем в обыденной жизни. Любовь была более сильным наркотиком, чем все остальные, известные людям.
Поскольку все окружающие были заняты оборудованием своих стендов, Габриэль и Марсель, не привлекая внимания, разложили и развесили образцы тканей Дома Рошей в своих витринах. Анри тем временем ворчал на отсутствие удобств в выставочных залах и тщетно искал для себя стул. Эмиль подошел к Габриэль как раз в тот момент, когда все было готово, и Марсель собирался закрыть витрины чехлом из мягкой ткани для того, чтобы уберечь выставочные образцы от пыли, а также взглядов посторонних, поскольку выставка должна была открыться только на следующий день. Эмиль невольно залюбовался прекрасными экспонатами, но он не мог быть беспристрастен в своих оценках, поскольку само существование Дома Рошей попортило ему в последнее время много крови. Поэтому, чтобы не обидеть жену, он ограничился добрыми пожеланиями:
— Успехов тебе, дорогая.
Габриэль почему-то подумала, что Эмиль непременно занял бы сторону Анри в их недавнем споре о подборе образцов для выставки, муж тоже выбрал бы ткани с традиционными узорами, вышедшие из домашних мастерских ткачей. Прежде чем покинуть здание выставки, Габриэль направилась вместе с Эмилем в зал экспозиции шелковой пряжи, среди экспонатов которой были выставлены и образцы продукции шелководческого хозяйства Вальмонов. Почти все стенды и витрины в центральном зале уже были тщательно укрыты батистовыми чехлами, лишь несколько участников выставки еще суетились у своих экспонатов, заканчивая работу по их монтажу. Витрина мастерской Дево была готова, и все трудившиеся над ее оборудованием уже ушли. Габриэль не удивилась тому, что Николя не сделал попытки разыскать ее. Среди участников выставки существовал негласный договор о том, что никто из соперников не будет стремиться увидеть выставленные образцы своего конкурента. Это был древний обычай, унаследованный нынешними шелкопромышленниками от своих предков, занимавшихся этим ремеслом в течение нескольких столетий.
На следующее утро Ивон встала раньше всех и заявила, что хочет отправиться на выставку вместе со своим мужем, Габриэль и Эмилем, а не ждать Элен, собиравшуюся приехать несколько позже. Все три дамы сшили к этому знаменательному дню новые наряды из лучших тканей, произведенных Домом Рошей, как того требовал обычай. Габриэль хорошо продумала свой наряд, поскольку ей предстояла необычная для женщины роль — нести дежурство у стенда. Она сшила себе строгое платье из зеленовато-желтого шелка, а на голову надела шляпу по последней моде, похожую на цилиндр с узкими закругленными полями и украшенную пером. Покрой бархатного одеяния Ивон был схож с входившим в моду покроем военного мундира и отделан галуном. Ивон долго вертелась перед зеркалом, прежде чем выйти из дома и сесть в карету, чтобы отправиться вместе с Габриэль, ее представительным мужем, а также Анри, выглядевшим, как всегда, солидно, на открытие выставки. Анри находился в плохом расположении духа, он выговорил Ивон за то, что она, приехав так рано на выставку, будет у всех путаться под ногами.