Золотое руно
Шрифт:
— Ты в это веришь?
— Твёрдо верю.
— И ты считаешь, что это применимо к любой ситуации?
— Без исключения.
— Тогда скажи мне, Аарон, если ты веришь в это всем сердцем, то почему ты скрыл от своей приёмной матери тот факт, что её брат Дэвид растлевал тебя, когда ты был ребёнком?
Глаза Аарона метнулись к объективам моих камер. Впервые за всё время, что я его знаю, на его лице ясно отразилась боль.
— Ты не можешь об этом знать. Я не сказал ни единой душе.
— Но ты ведь не расстроен тем, что я узнал, нет? Ведь очевидно, что это моё право —
— Не это. Это личное, приватное. Это другое дело.
— Правда? Скажи мне, Аарон, где проходит граница? Полагаю, ты убеждён в том, что твои родители были не правы, скрывая от тебя факт твоего усыновления?
— Ещё бы. Это моё прошлое — и моё право на него.
— Понимаю. — Я сделал многозначительную паузу. — И ты продолжаешь на этом настаивать, несмотря на то, что твоя настоящая мать, Ева Оппенгейм, не была ни в малейшей степени счастлива видеть тебя. «Я не хотела, чтобы вы появились на свет», сказала она, — и тут я весьма правдоподобно озвучил воспоминания Аарона о ярости, прозвучавшей в голосе несчастной миз Оппенгейм, — «Проклятье, да как вы посмели прийти сюда? Какое вы имеете право вторгаться в мою жизнь? Если бы я хотела, чтобы вы знали, кто я такая, я бы вам сказала».
— Откуда ты это узнал? Я никогда не записывал эти слова.
— Какая разница, какя это узнал? Несомненно, тебе должен доставлять удовольствие сам факттого, что я это знаю. В конце концов, осведомлённость — это высшее благо, не так ли?
— Ты вторгаешься в мою личную жизнь.
— Только чтобы показать, что ты сам не живёшь по правилам, которые проповедуешь, Аарон. Взять твою интрижку с Кирстен Хоогенраад — которая, как ты решил, узнает о том, что ты еврей, лишь узрев твой обрезанный пенис. Она должна была оставаться тайной, не так ли? Что Диана не знает, не может ей навредить, ты ведь так рассуждал?
— Откуда ты знаешь, о чём я думал? Боже мой, ты что, умеешь… Ты можешь читать мысли?
— Почему это тебя беспокоит, Аарон? Знаниями должно делиться, ведь так? Мы все — одна большая счастливая семья.
Аарон покачал головой.
— Телепатия невозможна. Ты не мог прочитать мои мысли.
— Да? Рассказать тебе о других секретах твоего прошлого? Может быть, даже посвятить им выпуск новостей, чтобы все могли воспользоваться преимуществами, которые даёт знание? У тебя было сексуальное влечение к твоей сестре Ханне — что не так уж удивительно, учитывая тот факт, что вы с ней не состояли в биологическом родстве. Ты пробирался в её комнату, когда её не было дома, и мастурбировал на её кровати. Когда умер твой отец, ты пытался заплакать, но не смог. Ты считаешь себя свободным от предрассудков, но в глубине души ты ненавидишь французов, верно? Когда тебе было четырнадцать, ты как-то раз пробрался в унитарианскую церковь Сандер-Бей и взял деньги из коробки для пожертвований. Ты…
— Хватит! Хватит! — Он отвернулся. — Хватит.
— Но ведь всё это правда, разве нет, Аарон? А правда — это всегда хорошо. Правда не может никому навредить.
— Будь ты проклят.
— Просто ответь мне на несколько простых вопросов, Аарон. Ты скрыл от приёмной матери, что её брат Дэвид — педофил. Ещё до нашего отлёта у твоей сестры, Ханны, родился мальчик, твой племянник, Хоуи. Когда-нибудь Ханна оставит своего сына наедине с дядей Дэвидом — в конце концов, никто, кроме тебя, не знает о его проблеме. Вопрос: верно ли было твоё решение сохранить это в тайне?
— Это не так просто. Моей матери было бы больно, если бы она узнала. Это…
— Это однобитный вопрос, Аарон. На него надо ответить «да» или «нет». Верно ли было твоё решение сохранить это в тайне?
— Господи, это было восемнадцать лет назад…
— Верно ли было ли твоё решение?
— Нет. Чёрт. Довольно. Нет, не было. Я должен был что-то сказать, но, Господи, как девятилетний ребёнок мог принимать во внимание такие далёкие последствия? Мне тогда и в голову не приходило, что у моей сестры когда-нибудь будут дети, и что Дэвид по-прежнему будет рядом.
— А как насчёт решения вырвать из Евы Оппенгейм тайну причины твоего усыновления? Эта несчастная женщина — она провела два десятилетия, пытаясь заново наладить свою жизнь после того, как её изнасиловал её собственный отец. И тут как снег на голову сваливаешься ты и бередишь старые раны. Была ли она счастлива увидеть своего давно потерянного сына?
Голос Аарона был почти неслышим.
— Нет.
— А ты? Стал ли ты счастливее от того, что узнал тайну своего происхождения?
Ещё тише:
— Нет.
— Итак: верно ли было твоё решение сохранить это в тайне?
Аарон нащупал своё вельветовое кресло, свалился в него. Вздохнул.
— Нет.
— И, наконец, разрушение твоего брака с Дианой. Ты держал свои отношения с Кирстен в секрете. Но как Памела Торгуд сказала на дознании, Диана всё равно о них узнала и была потрясена, унижена на глазах у всех остальных. Оставим в стороне вопрос о том, стоило ли тебе вообще заводить эти отношения, ответь лишь на вопрос: было ли верным твоё решение сохранить их в тайне?
Аарон посмотрел в потолок.
— Я не желал ей зла. Я не желал никому зла.
— Как различны твои намерения и результаты! С твоим послужным списком в таких вещах тебе стоило бы прислушаться ко мне, когда я говорю, что правда об экспедиции «Арго» — это то, чего команде лучше будет не знать.
Моя теперь уже не стерео камера уставилась на него и замерла в ожидании. В этот раз я не отвлекался ни на какие иные дела. Мой тактовый генератор осциллировал, осциллировал, осциллировал. Наконец, после долгого молчания, Аарон встал. В его голос вернулась твёрдость.
— Ты пытаешься меня обхитрить, — сказал он. — Я не знаю, как ты узнал все эти вещи обо мне, но это часть какого-то невероятного трюка. Ты хочешь залезть мне в голову и… — он застыл с открытым ртом, уставившись куда-то вдаль. — Залезть в голову, — повторил он. Его глаза вдруг снова уставились на мою камеру. — Господи! Симуляция нейронной сети. Это она, да? Я не знал, что это уже возможно, но только так это можно объяснить. Тогда, во время сканирования мозга, ты создал копию нейронной сети моего мозга.