Золотое руно
Шрифт:
Загудевший было солдатский рой разом притих, и в наступившей тишине слышны были только птички, порхавшие по деревьям.
Доехав до центра полукруга, образованного армией, визирь и белое облако остановились.
Вдруг Ахмет резким движением сорвал покрывало с верхней части облака. Крик изумления пронесся над армией: все увидели незнакомку необыкновенной красоты. Визирь поднял руку, и все замолкло.
— Теперь вы понимаете, почему мы не воюем? — громким голосом произнес Ахмет.
Дикое рычание пронеслось по рядам. Но тут случилось ужасное. В руках визиря сверкнула сабля, и одним взмахом он снес с плеч прелестную головку. Войско охнуло.
— Теперь чары рассеяны! — прокричал Ахмет, хладнокровно отирая саблю о гриву коня. Потом привстал на стременах и, описав саблей в воздухе круг, крикнул:
— Нет Бога, кроме Бога, и Магомет — пророк его! А теперь — в Вену!
Новый вопль пронесся по армии, разом у всех сверкнуло оружие, знамена колыхнулись, и вся масса войска двинулась в путь — воевать!
Зрелище захватило Монтестрюка. Что значили армии Европы перед этой страшной силой, объединившей в себе, казалось, весь остальной мир! Он даже почувствовал ужас в душе.
А тем временем турецкая армия разворачивалась и выдвигалась вперед. Во главе её шли полки Евроазии, каждый под командованием своего паши. За ними двигались янычары и африканская легкая кавалерия.
За двенадцатью тысячами янычар шли беспорядочной толпой вспомогательные войска: албанцы, трансильванцы, молдаване и валахи, татары, арабы, крымчане, грузины, туркестанцы, венгры и другие дикие орды. Батальоны шли за батальонами без перерыва, так что лаз уставал следить за ними. Сзади них, впереди и сбоку катились бронзовые пушки турецкой артиллерии — всего до двухсот орудий, все ведомые отличными лошадьми. Следом двигались повозки с ядрами. А за всей этой массой войска шли толпы слуг, невольников, поваров, седельников, кузнецов, мясников, портных и конюхов. Между ними вытягивали шеи двадцать тысяч верблюдов и десять тысяч голов вьючного скота, несших н себе горы провизии.
Когда это шествие закончилось, Югэ протер глаза — голова кружилась, а ему надо было все точно учесть.
— Около ста тридцати тысяч человек, — подумал он. но он ещё не знал конкретных планов Кьюперли.
— Подавай мула, — сказал он Угренку, — едем с Ахметом.
8. Зеленый кафтан
Вечером, в день, когда была убита невольница-гречанка, Югэ сказал Угренку:
— Надо все предвидеть. Меня могут выследить и арестовать, как бы я ни старался быть сверхосторожным. Могут даже узнать меня, мое имя и положение, цель моего пребывания здесь — все возможно. Но в любом случае я не желаю, чтобы тебе досталась моя участь.
— Это почему же? — спросил Угренок.
— Надо, чтобы стало известно — графу де Колиньи в особенности, — что произошло со мной. А это уже будет твое дело.
Монтестрюк вы держал паузу, затем продолжил:
— Запомни: если увидишь, что меня схватили и ведут, следи за мной. Когда я просто свистну, следуй за мной, если ещё и дотронусь до пояса — готовься к отъезду, если дотронусь до головы — значит, я пропал. Тогда беги как можно скорее.
— Хорошо, — ответил Угренок.
Тем временем армия великого визиря подходила к позициям войск Монтекюкюлли. Югэ уже собирался ускользнуть и прямо направиться к графу Колиньи с имеющимися сведениями. Но тут произошло одно событие. Однажды утром, когда он распродавал оставшуюся у нег товарную мелочь, к нему явился человек в зеленом кафтане, в чалме и с бородой. За поясом у него был кинжал. Он подошел и стал прислушиваться к спору Югэ с оценщиком по поводу стоимости товара. Наконец, вперив пронзительный взор в Югэ, он спросил:
— Вы итальянец? — Да.
— Вы купец…Славное дело, когда солдаты тратят деньги так же скоро, как и зарабатывают их. А как вас зовут? Надеюсь, это не тайна?
— Разумеется, нет. Матео Бордино.
— А из какой провинции? Я сам из Рагузы, в Далмации.
— А я из Бергамо.
— А, так.
И зеленый человек вдруг заговорил на бергамском наречии. Югэ, знавший на нем лишь несколько слов, скоро сбился и объявил, что ушел от родных мест мальчиком и забыл свой язык.
— Это заметно, — ответил далматинец и торопливо покинул Югэ.
В свою очередь Югэ поспешно оставил торговое место и направился домой. Но через несколько минут он подвергся нападению четырех человек. Они повалили его и принялись связывать. Бывший рядом Угренок все это видел. Югэ успел дать ему знак, принявшись насвистывать, когда его, связанного, нападавшие куда-то повели. Угренок сумел проследить, что Югэ отвели в красную палатку. Тогда он решил спрятаться за соседней стенкой и понаблюдать, что будет дальше.
Югэ привели к паше. Он уже знал, что паша в турецкой армии — это хозяин над тем, кого к нему приводили. Зато паша и отвечал своей головой за правильность принятых судебных решений, как и за проявление бдительности. Двое стражей при паше были «судебны и исполнителями».
Югэ, как оказалось, привели к самому Гуссейн-паше, отвечавшему за порядок в лагере. Его характерным качеством была поистине восточная жестокость: за ним числилось лишь два-три оправдательных приговора. Обычно же взмахом руки он выносил противоположны решения, ясные для окружающих без слов. Причем эти жесты были двойного рода. Если правой рукой справа налево — «отсечь голову». Если сверху вниз — «повесить». При этом осужденному он милостиво дарил десять минут до казни, чтобы помолиться Богу. Впрочем, считать это все слишком ужасным было бы чересчур поспешно, если не забывать, где и когда сей муж проявлял свою власть.
У паши была густая волнистая борода. Он, очевидно, её холил и лелеял, и она, также очевидно, отвечала ему своей шелковистостью, приятно ласкавшей руку. И поэтому паша любил часто поглаживать её. Вот и сейчас, когда Югэ предстал перед ним, он занимался именно этим приятным делом. Наконец, паша поднял свои черные глаза на пленника.
— Мне сказали, что ты — гяур, собака, переодетый французский шпион среди сынов нашего Пророка. Что ты на это скажешь?
— Это ложь. Я итальянец.
— Ты клянешься в этом? Югэ было заколебался, но потом решительно ответил:
— Клянусь.
Паша, как и положено паше, хлопнул в ладоши. Полог палатки приподнялся, и в неё вошел человек в зеленом кафтане.
— Повтори при нем, — обратился Гуссейн к нему, — что ты мне сказал.
— Это не итальянец, а француз, — ответил зеленый кафтан. — Он дворянин, офицер войск, посланных Людовиком XIV воевать в нарушение мира, заключенного между Францией и Великой Портой, чтобы помочь австрийскому императору. Я его видел в Париже, в Меце, Вене и в Грау.
Югэ старался как следует всмотреться и вслушаться в говорившего. По виду он никак не мог его узнать, но вот слушая голос, он скорее чутьем, чем рассудком почувствовал что-то знакомое. Приходилось напрягать память: дело оборачивалось явно не в его пользу.