Золотой человек

Йокаи Мор

Но затем другая мысль вытеснила первую:

«Ты сейчас даешь взятку, правда, не из своего кармана — это деньги Трикалиса. Значит, того требуют его интересы. Ты передашь все деньги и будешь чист, как этот кувшин с прозрачной водой. Почему подкупает таможенников Трикалис — ты не знаешь. Везет ли он контрабандный товар, бунтовщиков, преследуемого авантюриста, который сорит деньгами ради того, чтобы вырваться на свободу, — не твоя забота. Но стоит хоть одной монете пристать к твоим рукам, и ты уже соучастник чужого греха, лежащего на чьей-то совести. Нет, уж лучше подальше от соблазна!»

Таможенник выдал экипажу разрешение

продолжать путь, в знак чего на корабельную рею был поднят бело-красный флаг с черным орлом.

Удостоверившись официально, что идущее с востока судно «чисто» и не подлежит карантину, таможенник пренебрег обязательным мытьем рук и, обменявшись крепким рукопожатием с Тимаром, сказал ему:

— Вы едете в Комаром. Там вы встретитесь с интендантом господином Качукой. Передайте ему это письмо. Здесь нет адреса, да это и не требуется. Вы и так запомните его имя: Качука, почти название испанского танца. Как прибудете в Комаром, сразу же и разыщите его. Не пожалеете.

И он милостиво потрепал шкипера по плечу, словно тот был по гроб жизни всем ему обязан. Затем таможенники спустились по трапу с корабля и отчалили на своей полосатой лодке.

Теперь «Святая Борбала» могла беспрепятственно продолжать свой путь, и если бы даже с трюма до палубы она была гружена мешками соли, кофейных зерен, турецкого табака, если бы каждый человек на ее борту был заражен черной чумой или проказой, отныне никто не имел права задерживать ее.

Между тем подлинная тайна судна не имела ничего общего ни с контрабандой, ни с чумным мором…

Пряча в бумажник письмо без адресата, Тимар подумал про себя: «Любопытно, что в нем написано?»

Письмо было лаконичным:

«Свояк! Предлагаю твоему особому вниманию подателя сего письма. Это — золотой человек!»

«Ничейный» остров

Оставшиеся на сербском берегу погонщики лошадей той же ночью паромом переправились на венгерскую территорию. По дороге они распускали слух, что барка вместе с людьми затонула в периградской пучине, и в доказательство показывали оборванный буксирный канат — единственное якобы, что осталось от «Святой Борбалы».

К утру в оршовском порту барки и след простыл. Если бы даже капитану турецкой галеры случайно и пришла в голову мысль дойти на веслах до Оршовы, то и там он бы не нашел того, кого искал. От Оршовы же и до Белграда турки контролировали Дунай лишь с правого берега: от левого берега до фарватера реки власть турок не распространялась. Новооршовская крепость была последней цитаделью Оттоманской империи на Дунае.

В два часа пополуночи «Святая Борбала» отчалила от Оршовы. Ночью ветер в этом районе обычно стихал, и было бы грешно не использовать благоприятную погоду. Матросы получили двойную порцию водки для поднятия духа, и вскоре за Оршовой в предутренней тишине снова раздался меланхоличный звук сигнального рожка.

Барка отчалила в полной тишине: на стенах Новооршовской крепости протяжно перекликались турецкие часовые. Первый сигнал «Святой Борбалы» прозвучал лишь тогда, когда гора Аллион, возвышавшаяся над Оршовой, скрылась из виду за новой грядой.

Услышав рог, Тимея вышла из своей каюты, где, укрывшись белым бурнусом, сладко спала несколько часов кряду. На палубе она надеялась отыскать отца, который бодрствовал всю ночь, ни разу

не зашел в каюту и, что самое странное, не выкурил за это время ни одной трубки. Ночью на судне огня не зажигали, чтобы, не дай бог, не привлечь внимания турецких часовых.

Тимея чувствовала, что ей нужно как-то загладить свою вину перед Тимаром, и первая окликнула его, попросив рассказать, чем замечательны места, мимо которых проплывала сейчас барка. Сердце подсказывало ей, что она многим была обязана Тимару.

Синий рассвет застал барку вблизи Оградины. Стоя у борта, Тимар показывал Тимее исторические памятники восемнадцативековой давности, мимо которых они проплывали. На крутой скале была высечена скрижаль, которую поддерживали два крылатых ангела в окружении дельфинов. На ней воздавалась хвала деяниям священного императора Трояна.

Тимар протянул Тимее подзорную трубу, чтобы она смогла прочесть высеченные строки.

— Я не знаю этого языка! — сказала Тимея.

Надпись была сделана по-латыни.

Когда на сербском берегу скрылась из вида гора Штербец, барка вошла в скалистое ущелье, вновь суживающее русло Дуная до пятисот футов: извилистое русло реки, теряющееся в опаловом тумане, было зажато отвесными, высокими скалами. Из расщелины скалы с высоты не менее тысячи футов бил серебряный родник, похожий на тонкий солнечный луч. Рассекая дымку тумана над водой, он прямой струей падал в Дунай. Скалы шли сплошной стеной. Вдруг они раздались, и в этот просвет на минуту открылся вид на совсем иной, цветущий край со стройной белой колокольней вдали. Там, за этой колокольней, была Венгрия.

Тимея не отрывала глаз от чудесного ландшафта, пока скалы снова не сомкнулись, закрыв от взора прекрасный край.

— Мне кажется, — заговорила Тимея, обращаясь к Тимару, — что мы идем по длинному тюремному коридору в страну, из которой нет возврата.

Чем выше поднимались скалы, тем темнее становился Дунай, и, как бы в завершение суровой панорамы, на берегу разверзла огромную пасть глубокая пещера, по обеим сторонам которой протянулись редуты.

— Вот и пещера Ветеран! — сказал шкипер. — Здесь сто сорок лет назад триста человек с пятью пушками сражались сорок дней против целой армии турок.

Тимея только молча покачала головой.

— А сорок лет назад, — продолжал Тимар, — на этом самом месте наши отряды снова сразились с турками. Под здешними скалами армия Осман-паши потеряла более двух тысяч убитыми.

Тимея нахмурила тонкие брови и таким ледяным взглядом смерила шкипера, что у того отпала охота похваляться военными подвигами своих соотечественников. Прикрыв рот шалью, Тимея отвернулась от него и скрылась в каюте. До самого вечера не показывалась она на палубе.

Из окна своей каюты девушка видела, как мимо проплывали руины древних крепостей, одинокие, потемневшие от времени пограничные сторожки, покрытые лесом скалы Клиссуры, как надвигались на судно громадные утесы, разрезавшие воды Дуная, как мелькали изрезанные трещинами склоны Бабагая, прислушивалась к шуму водопада у знаменитого Тресковацкого порога. Тимею не заинтересовала история восьмигранной крепостной башни, обнесенной боевой стеной с тремя бастионами. Это была знаменитая крепость Галамбоц, с которой связано предание о красавице Цицелле Розгони, о гибели Жигмонда — короля венгров — и поражении мадьярского войска. Всего этого Тимея так и не узнала.