Золотой империал
Шрифт:
В сугробе обнаружились тела трех молодых людей, вернее, сначала идентифицировали возраст только двоих из трех убитых, так как у третьего, с украшенными татуировками кистями начисто отсутствовала голова, срезанная точно бритвой. Голова одного из целых покойников тоже держалась лишь на лоскуте кожи и части мышц и связок, а гортань и межпозвоночный хрящ были разрублены таким же хирургически выверенным ударом идеально острого орудия. Третий, лет четырнадцати-пятнадцати на вид, лежал ничком, скрючившись, со сквозной колото-резаной раной в спине. Снег под всей троицей на большом протяжении
Все, что пенсионерка могла сказать, уже было занесено в протокол, а держать на морозе переволновавшуюся пожилую женщину Александров не счел гуманным. Отправив свидетельницу вместе с закоченевшим пуделем домой под присмотром сержанта Аксакова, капитан направил усилия зябнувших подчиненных: лейтенанта Лукиченко, старшины Семенова и двух сержантов — старшего и младшего, фамилий которых не помнил, на поиск недостающей части татуированного трупа. Сомнительно, чтобы неизвестный убийца прихватил ее с собой в качестве невинного сувенира — в противном случае имелся бы не один, а три обезглавленных жмурика. Хотя...
В процессе поисков совершенно неожиданно обнаружился четвертый «подснежник», валявшийся лицом вниз в кустах метрах в тридцати пяти от основной группы. Судя по горбу темно-розового льда, он тоже был сражен ударом в спину. Интересная какая последовательность: двух по горлышку, двух — в спину. Тенденция, однако...
Искомый предмет наконец нашелся еще дальше, в пятидесяти двух метрах с сантиметрами от своего бывшего хозяина. Похоже, что кто-то из спешивших утром на работу, не разобравшись в сумерках в истинной природе круглого обледеневшего предмета, лежавшего на дороге, футбольным приемом наподдал его ногой, а может быть, и не раз... Показать бы сейчас этому неведомому футболисту, что за мяч он пинал! Инфаркт не инфаркт, но за обморок капитан Александров мог ручаться на сто процентов.
Впрочем... Понаблюдав, как невозмутимый Лукиченко, установив вешку с номером на месте находки, короткими пасами щечкой ботинка невозмутимо перекатывает голову к трем трупам, Николай снизил ставку за обморок до пятидесяти процентов. Конечно, такие личности, как лейтенант, в обществе встречаются не часто, но...
Криминалист уже сделал необходимые снимки, взял пробы, констатировал невозможность какой-либо идентификации следов убийцы, затоптанных, казалось, стадом слонов. Труповозка стояла «под парами». Александрову оставалось только дать отмашку на погрузку «объектов», что он и сделал, к удовольствию амбалов в необъятных, когда-то белых халатах поверх телогреек, мерзнувших в древнем неотапливаемом «рафике».
Окинув взглядом панораму ночной трагедии и добавив в протокол пару деталей, капитан уселся на переднее сиденье милицейского «уазика», в который уже набилась вся команда, аккуратно обил ногой об ногу снег с обуви и уже собрался захлопнуть дверцу, как раздалось:
— Э! Эй! Постойте!..
К «уазику» стрелой мчался один из «морговских», причем свинячьи глазки его, ранее совершенно не просматривавшиеся на небритой физиономии цвета переспевшей клубники,
— Там в кустах этот... — Насмерть перепуганный, отдувающийся санитар едва смог перевести дух. — Труп который... Живой он там, одним словом, товарищ капитан...
— Ну и?.. — подбодрил Каминский Александрова.
— А что «ну и»? Кошкин Павел Сергеевич, восемьдесят восьмого года рождения, учащийся седьмого класса средней школы номер шесть... Учащийся, надо сказать, плохо, едва-едва троечник. Ну там весь джентльменский набор: неполная семья — мать-одиночка, компания... Есть приводы в милицию, состоит на учете в детской комнате...
— А других опознали?
— Без особенных проблем — одна компания. Главный — тот, который без головы, — Сальников Сергей Николаевич, кличка Серепан, восемьдесят четвертого года рождения, ранее судим по двести шестой статье УК РСФСР... С перерезанным горлом — Корольков Олег Васильевич, учится... учился в СПТУ номер восемьдесят восемь, та же картина, что и у Кошкина, кличка Акула, не привлекался... Лаптев Евгений Александрович...
Подполковник слушал не перебивая, покачивая головой, то ли одобрительно, то ли рассеянно, думая о чем-то своем.
— Допросить пострадавшего Кошкина, конечно, не удалось... — констатировал он, когда Александров закончил.
— Да у него, Владислав Игоревич, — пожал плечами Николай, — кровопотеря обширная, обморожение... Если и выживет, красавцем точно не будет — несколько часов лицом в снегу... Он и жив-то чудом остался, товарищ подполковник. Судя по кровавому следу под снегом, он, видимо, полз метров пятнадцать, пока не уткнулся в кусты. Там пацана снегом и замело, а голова под ветками оказалась. И воздух какой-никакой, и надышал, в общем, не замерз... Да и вообще, везунчик он. В рубашке, можно сказать, родился. Мать его, Кошкина, Полина Ивановна...
— Она, что ли, сказала про рубашку?
— Да это выражение такое. Кошкина говорит, что с детства у Павлика была какая-то аномалия развития. Сердце смещено вроде бы...
— Справа, что ли?
— Да нет, чуть-чуть смещено... Не на том месте, одним словом. А удар был направлен точно, в двух миллиметрах от сердца клинок прошел. Легкое, конечно, пробито, артерии там какие-то... Врач в своем заключении все подробно описал.
— Да это как раз и неинтересно... Значит, убийца был настолько уверен, что убил Кошкина, что даже не стал проверять? Судя по всему, он профессионал. Причем залетный... Что по оружию?
— Нож, клинок обоюдоострый, ромбического сечения, ширина клинка тридцать миллиметров, длина не менее двухсот пятидесяти-трехсот — грудная клетка Лаптева пробита насквозь... По первым прикидкам: нечто похожее на кинжал. Возможно, что-то из спецназовского снаряжения. Определенно не самоделка. Эксперт так и сказал, обследовав разрезы. Чистота разреза — хирургическая. Как бритва!
— Спецназ... Полагаешь, афганец?
— Вполне возможно, товарищ подполковник.
— Ну-ну... В качестве версии может пройти. Ладно, свободен. Иди работай.