Золотой песок
Шрифт:
– Кури, – разрешила Надежда Семеновна, – но не в комнате. На кухне.
Сигареты остались в сумке. Ника вернулась в прихожую. Доставая пачку, выронила радиотелефон и застыла на несколько секунд, уставившись на маленький аппарат в черном кожаном футлярчике. Нет, ничего особенного она не заметила. Просто вспомнила, как заботливый Костик попросил ее оставить у себя радиотелефон, когда она сидела в ресторане с Петей Лукьяновым. Они выходили из ресторана, Ника машинально бросила его в сумку. В эту самую сумку. А потом его там
– А вот это совсем уж не для меня задачки, – пробормотала Ника себе под нос, – не справлюсь я. Там ведь надо какие-то проводки найти или что-то типа пуговицы.
Недолго думая она открыла входную дверь, выбежала на лестницу, спустилась на один пролет вниз и аккуратно положила сотовый телефон на загаженный подоконник.
– Ты куда бегала? – спросила Надежда Семеновна.
– Зажигалку на лестнице выронила, – объяснила Ника, – вот, нашла, – она раскрыла ладонь и показала Надежде Семеновне маленькую плоскую ронсонов-скую зажигалку.
– Серебряная? – поинтересовалась старушка с презрительным прищуром. – Успела полюбить красивые дорогие вещицы, госпожа губернаторша?
Ника пропустила колкость мимо ушей, прошла в кухню, закурила.
– Сядь, не стой столбом, – сказала Надежда Семеновна, – выглядишь плохо. Бледная, глаза красные. До сих пор совсем не красишься? Или смыла краску в честь траура?
– Крашусь иногда, – спокойно ответила Ника, – я хотела спросить вас, Надежда Семеновна, вам при опознании только крестик показали? Больше ничего?
Внезапно старушка изменилась в лице. Она уставилась на Нику так, словно у нее изо рта вырывались языки пламени, потом развернулась и молча вышла из кухни. – Надежда Семеновна, – окликнула ее Ника, – что-нибудь случилось?
– Уходи! – крикнула старушка из комнаты высоким дребезжащим голоском. – Уходи сию минуту!
Ника встала, загасила сигарету, вошла в комнату. Надежда Семеновна сидела за столом и смотрела в окно.
– Я вас чем-то обидела? – осторожно поинтересовалась Ника. – Я только спросила…
– Ты меня обидела десять лет назад. Ты никто Никите. Никто, понимаешь? И нечего здесь спектакли устраивать. Спросила она… А что было с Никитой когда он узнал, за кого ты замуж выходишь, не желаешь спросить? Ты ему всю жизнь поломала, а теперь колечком интересуешься обручальным? А свое небось уже не носишь?
– Почему? Ношу, – Ника протянула правую руку. На среднем пальце блеснуло тонкое золотое кольцо с маленьким прямоугольным сапфиром. Рядом, на безымянном, было еще одно, гладкое, без всякого камня.
– А это, значит, Гришкино? Обручальное, как положено. На безымянном, – заметила Надежда Семеновна.
– Никитине мне велико на безымянный, – быстро пробормотала Ника. – Ладно, мне это все равно, что ты там носишь на каком пальце, – поморщилась Надежда Семеновна. –
– Знобит немного, – призналась Ника.
– На, возьми, – старушка бросила ей большую щерстяную шаль.
– Спасибо.
– Не за что… Стало быть, интересуешься, носил ли Никита твое колечко? Да, представь, не снимал. Но не потому, что о тебе, предательнице, помнил. А просто не снималось оно, даже с мылом.
– Вот именно, – медленно произнесла Ника, – не снималось. Его должны были предъявить вам при опознании вместе с крестиком. Предъявили?
– Разумеется, – не глядя на нее, кивнула Надежда Семеновна. – Все. Иди, Ника. Мне тяжело с тобой разговаривать. И икру свою забери. Все равно есть не буду.
– А Зина Резникова сказала, что никакого кольца не было, – задумчиво произнесла Ника, – только крест. Кстати, Надежда Семеновна, как вам кажется, почему он вдруг поселился у Зинули? Там ведь ужасные условия. Разве плохо ему работалось у себя дома? И вообще, над чем он работал? Он ведь все вам рассказывал.
– Чего ты добиваешься, Ника? – с тяжелом вздохом спросила старушка. – Я ору на тебя, как ни на кого никогда не орала, и ты, такая чуткая, такая тонкая, этого не замечаешь. Ты можешь до утра приставать ко мне со своими вопросами. Я ничего тебе не скажу. Не верю я тебе, Ника. Не верю.
– Я понимаю вас, – кивнула Ника, – я бы тоже не верила на вашем месте.
– Слушай, ты когда-нибудь уйдешь или нет? Хотя бы из уважения к моему возрасту.
– Всего доброго, Надежда Семеновна! – Ника шагнула к двери, но остановилась и произнесла совсем тихо:
– Значит, кольца у трупа на руке не было…
Несмотря на свою глухоту, Надежда Семеновна ее услышала и ответила также тихо:
– Я тебе этого не говорила.
– Хорошо, я поняла. Не говорили. Но если вдруг захотите все-таки сказать… У вас есть мой домашний телефон?
– Зачем он мне?
– И все-таки я оставлю. На всякий случай, – она огляделась в прихожей, увидела на телефонной тумбе перекидной календарь и на открытой странице написала крупно свой домашний номер, имя и фамилию.
На подоконнике, между лестничными пролетами, сидел и курил Костик. В руке у него был сотовый телефон.
– Куда теперь, Вероника Сергеевна? – спросил он резво соскакивая.
– Домой, – мрачно ответила Ника.
Конечно, это была она. Тоненькая, русоволосая немного надменная. На ней были узкие джинсы, потертая замшевая куртка. Он не видел глаз, они прятались под козырьком замшевой кепки. Но Виктор Годунов так точно уловил в ней нечто главное – легкость, мягкую стремительность. Она не шла, а летела, У нее был довольно широкий, почти мужской шаг. Руки она держала в карманах, на плече болталась сумка. А рядом шел накачанный верзила с бритым затылком. «Браток» или охранник.