Золотой след (легенды, сказки)
Шрифт:
Тринклер от счастья не смыкал всю ночь глаз. На другой день он велел старосте собрать сходку и, выйдя на балкон, обратился к мужикам с речью. Он призвал всех к порядку и усердию, потому что перед забарцами раскрылись новые горизонты.
– Мы построили чудо-машину, - сказал он, - которая все на свете знает и дает мудрые советы. Теперь она станет за нас думать, считать, а наше дело - честно трудиться. Исполним свой долг перед машиной. Наше счастье - в её мудрости.
Слух о машине прошел по всем волостям
Не прошло и лета, зароптали забарцы: "Ну и житуха началась, - стали все говорить.
– Корми весь свет. Барин так нажал с оброком - мочи нет. С последнего куренка налог требует".
Терпели мужики до поздней осени, а потом решили идти за советом к Шмелю.
Дожди размыли дороги, но все же ходоки добрались до избушки лесного мудреца.
Шмель усадил гостей за стол. Разогрел самовар, подал лепешки, лесной мед и налил всем горячего чаю. Когда мужики отогрелись и передохнули, он велел рассказывать.
– Да-а, - сказал он, выслушав забарцев, - дела ваши плохи. Беда близка. Если машина станет умнее человека, тогда человек сам превратится в машину... Но чует мое сердце - на обман вы попались. Хитрость тут чья-то. Говорю я вам: проживут люди ещё тысяч лет, изобретут пять тысяч разных машин, но ни одна машина не превзойдет человеческий разум, ибо в нем вся сила природы - творца его.
– И старец замолчал.
– Что нам делать, Шмель, ты не сказал.
– Раскройте обман.
– Как тебя понять?
– Говорю вам: раскройте обман.
– И с этими словами мудрец выпроводил из своей избушки гостей.
Всю обратную дорогу мужики спорили - как понять Шмеля. Думали, думали и пришли к заключению, что машину надо разрушать. И стали сговариваться когда и как это сделать.
Тут заговорил молчавший всю дорогу Трофим. Он тоже был в компании ходоков.
– Я один это сделаю, земляки. Доверьте мне.
– Один не справишься, - сказали ему.
– Справлюсь. Я помогал мастерам делать её, я знаю, как её разрушить. Доверьте.
Прикинули забарцы все как следует и порешили - ладно, мол, доверим это дело Трофиму, пусть попробует. А срок назначили на первый же воскресный день.
В воскресенье собрались у Тринклера гости. Барин, дождавшись тишины, включил машину. Но на этот раз Диво железное не заурчало, свет не загорелся. Барин в испуге дергал ручками, включал кнопки - не работала машина.
Поднялся переполох. Наталочка отстранила отца и сама начала нажимать на все кнопки. Но машина все равно молчала.
– Мастеров надо вызвать, - сказал граф Суходольский.
– Немедля!
В эту минуту отворилась потайная дверь, и появился Трофим. Гости с испугу застыли в своих креслах.
–
– спросил Тринклер, когда пришел в себя.
– Я, барин.
– Как ты туда попал?
– Я там сидел.
– Но дверь заперта.
– У меня ключ.
– Значит, ты сломал машину?
– А чего там ломать?
– Дурак! Ты знаешь, что это за машина?
– Я сам и есть машина.
– Что ты бормочешь, скотина безмозглая!
– Извольте заглянуть вовнутрь. Ничего там нет, окромя граммофона и балалайки.
Тринклер и все следом за ним заглянули в соседнюю комнату. Конюх говорил правду: кроме граммофона и балалайки, там ничего не было. На столе лишь увидели крынку из-под молока и недоеденную краюху ржаного хлеба.
– А где аппаратура, что покупал мой управляющий?
– спросил барин.
– Увезли мастера с собой, не пропадать же добру, - ответил Трофим.
Наталочка упала в обморок. Поднялся переполох. Суходольский чертыхался.
– Нет, я этому не верю!
– отдышавшись, закричал старый барин. Безмозглый конюх, дурак, и разговаривал со мной на философские темы, давал мне советы. Не верю!
– Отчего не верите, барин? Я грамоте обучен, говорю вам, книги разные читал. Отчего дураком-то меня зовете? Самолюбие ваше заело?
– Боже мой!
– продолжал восклицать Тринклер.
– Боже мой! Это не укладывается в моей голове! В острог его!
Трофим возмутился:
– В острог меня сажать не за что барин. Не вор я. А ежели вас допекло - так это вам в отместку за "дурака", за "Трошку" и за всех также мужиков, которых вы притесняете.
– Взять его! Судить!
– кричал окончательно разгневанный барин. Пороть!
Но к Трофиму подойти боялись. Он сам, оглядев всех, с достоинством повернулся и не спеша пошел к выходу.
Тут подбежал к нему Суходольский:
– Ну что, умник, достукался? Машине любую ересь простят и правду от неё стерпят, а человеку - шиш, не дано сих прав. Понял?
– Понял, - ответил Трофим.
– Только не об этом надобно вам думать, ваша графская светлость.
– А о чем же?
– О том, как это вы, умники, дураками обернулись. Вот об чем. А за меня не тревожьтесь.
И Трофим ушел.
Вечером, когда гости разъехались, старый барин и граф Суходольский долго беседовали между собой.
– Нет у нас основания Трофима судить, - говорил Суходольский.
– Ничего он такого не сделал. За стенкой находясь, отвечал на наши вопросы, вот и все.
– А мастеров тоже нельзя судить?
– Можно. Но, во-первых, ищи их теперь. А во-вторых, неприглядно мы сами будем выглядеть на этом суде.
– Как это?
– Смеяться станут над нами. Поверили, скажут, старые ослы.