Золотой теленок
Шрифт:
И все действительно увидели стоявшего в дверях незнакомого мужчину в белых джентльменских брюках. Васисуалий Андреевич живо вскочил, поправил свой туалет и с ненужной улыбкой обратил лицо к вошедшему Бендеру.
– - Я вам не помешал?
– учтиво спросил великий комбинатор щурясь.
– - Да, да, -- пролепетал Лоханкин, шаркая ножкой, - видите ли, тут я был, как бы вам сказать, немножко занят... Но... кажется, я уже освободился? И он искательно посмотрел по сторонам. Но в кухне уже не было никого, кроме тети Паши, заснувшей на плите во время экзекуции. На дощатом полу валялись отдельные прутики и белая полотняная пуговица с двумя
– - Пожалуйте ко мне, - пригласил Васисуалий.
– - А может быть, я вас все-таки отвлек?
– - спросил Остап, очутившись в первой комнате Лоханкина.
– Нет? Ну, хорошо. Так это у вас "Сд. пр. ком. в уд. в. ч. м. од. ин. хол. "? А она на самом деле "пр. " и имеет "в. уд. "?
– - Совершенно верно, -- оживился Васисуалий, - прекрасная комната, все удобства. И недорого возьму. Пятьдесят рублей в месяц.
– - Торговаться я не стану, -- вежливо сказал Остап, -- но вот соседи... Как они?
– - Прекрасные люди, -- ответил Васисуалий, -- и вообще все удобства. И цена дешевая.
– - Но ведь они, кажется, ввели здесь телесные наказания?
– - Ах, - сказал Лоханкин проникновенно, - ведь в конце концов кто знает? Может быть, так надо. Может быть, именно в этом великая сермяжная правда.
– - Сермяжная?
– - задумчиво повторил Бендер.
– Она же посконная, домотканая и кондовая? Так, так. В общем, скажите, из какого класса гимназии вас вытурили за неуспешность? Из шестого?
– - Из пятого, -- ответил Лоханкин.
– - Золотой класс. Значит, до физики Краевича вы не дошли? И с тех пор вели исключительно интеллектуальный образ жизни? Впрочем, мне все равно. Живите, как хотите. Завтра я к вам переезжаю.
– - А задаток?
– спросил бывший гимназист.
– - Вы не в церкви, вас не обманут, -- веско сказал великий комбинатор.
– - Будет и задаток. С течением времени.
ГЛАВА XIV. ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ
Когда Остап вернулся в гостиницу "Карлсбад" и, Отразившись несчетное число раз в вестибюльных, лестничных и коридорных зеркалах, которыми так любят украшаться подобного рода учреждения, вошел к себе, его смутил господствующий в номере беспорядок. Красное плюшевое кресло лежало кверху куцыми ножками, обнаруживая непривлекательную джутовую изнанку. Бархатная скатерть с позументами съехала со стола. Даже картина "Явление Христа народу" и та покосилась набок, потерявши в этом виде большую часть поучительности, которую вложил в нее художник. С балкона дул свежий пароходный ветер, передвигая разбросанные по кровати денежные знаки. Между ними валялась железная коробка от папирос "Кавказ", На ковре, сцепившись и выбрасывая ноги, молча катались Паниковский и Балаганов.
Великий комбинатор брезгливо перешагнул через дерущихся и вышел на балкон. Внизу, на бульваре, лепетали гуляющие, перемалывался под ногами гравий, реяло над черными кленами слитное дыхание симфонического оркестра. В темной глубине порта кичился огнями и гремел железом строящийся холодильник. За брекватером ревел и чего-то требовал невидимый пароход, вероятно, просился в гавань.
Возвратившись в номер, Остап увидел, что молочные братья уже сидят друг против друга на полу и, устало отпихиваясь ладонями, бормочут: "А ты кто такой? "
– - Не поделились?
– спросил Бендер, задергивая портьеру.
Паниковский и Балаганов быстро вскочили на ноги и принялись рассказывать. Каждый из них приписывал весь успех себе и чернил действия другого. Обидные для себя подробности они, не сговариваясь, опускали, приводя взамен их большое количество деталей, рисующих в выгодном свете их молодечество и расторопность.
– - Ну, довольно?
– - молвил Остап.
– - Не стучите лысиной по паркету. Картина битвы мне ясна. Так вы говорите, с ним была девушка? Это хорошо. Итак, маленький служащий запросто носит в кармане... вы, кажется, уже посчитали? Сколько там? Ого! Десять тысяч! Жалованье господина Корейко за двадцать лет беспорочной службы. Зрелище для богов, как пишут наиболее умные передовики. Но не помешал ли я вам? Вы что-то делали тут на полу? Вы делили деньги? Продолжайте, продолжайте, я посмотрю.
– - Я хотел честно, -- сказал Балаганов, собирая деньги с кровати, -- по справедливости. Всем поровну -- по две с половиной тысячи.
И, разложив деньги на четыре кучки, он скромно отошел в сторону, сказавши:
– - Вам, мне, ему и Козлевичу.
– - Очень хорошо, -- заметил Остап.
– А теперь пусть разделит Паниковский, у него, как видно, имеется особое мнение.
Оставшийся при особом мнении Паниковский принялся за дело с большим азартом. Наклонившись над кроватью, он шевелил толстыми губами, слюнил пальцы и без конца переносил бумажки с места на место, будто раскладывал большой королевский пасьянс. После всех ухищрений на одеяле образовались три стопки: одна-большая, из чистых, новеньких бумажек, вторая-такая же, но из бумажек погрязнее, и третья -- маленькая и совсем грязная.
– - Нам с вами по четыре тысячи, -- сказал он Бендеру, -- а Балаганову две. Он и на две не наработал.
– - А Козлевичу?
– спросил Балаганов, в гневе закрывая глаза.
– - За что же Козлевичу?
– - завизжал Паниковский, -- Это грабеж! Кто такой Козлевич, чтобы с ним делиться? Я не знаю никакого Козлевича.
– - Все?
– - спросил великий комбинатор.
– - Все, - ответил Паниковский, не отводя глаз от пачки с чистыми бумажками.
– - Какой может быть в этот момент Козлевич?
– - А теперь буду делить я, - по-хозяйски сказал Остап.
Он, не спеша, соединил кучки воедино, сложил деньги в железную коробочку и засунул ее в карман белых брюк.
– - Все эти деньги, -- заключил он, -- будут сейчас же возвращены потерпевшему гражданину Корейко. Вам нравится такой способ дележки?
– - Нет, не нравится, -- вырвалось у Паниковского.
– - Бросьте шутить, Бендер, -- недовольно сказал Балаганов.
– - Надо разделить по справедливости.
– - Этого не будет, -- холодно сказал Остап.
– - И вообще в этот полночный час я с вами шутить не собираюсь. Паниковский всплеснул старческими лиловатыми ладонями. Он с ужасом посмотрел на великого комбинатора, отошел в угол и затих. Изредка только сверкал оттуда золотой зуб нарушителя конвенции.
У Балаганова сразу сделалось мокрое, как бы сварившееся на солнце лицо.
– - Зачем же мы работали?
– сказал он, отдуваясь.
– - Так нельзя. Это... объясните.
– - Вам, -- вежливо сказал Остап, -- любимому сыну лейтенанта, я могу повторить только то, что я говорил в Арбатове. Я чту Уголовный кодекс. Я не налетчик, а идейный борец за денежные знаки. В мои четыреста честных способов отъема денег ограбление не входит, как-то не укладывается. И потом мы прибыли сюда не за десятью тысячами. Этих тысяч мне лично нужно по крайней мере пятьсот.