Золотой век. Книга 2. Империя
Шрифт:
– Я тоже их не забыл, – ответил ему Перикл. – Мы… я тоже скучаю по всему этому. Прости, что мне пришлось поступить так на суде.
– Нет, это был твой долг, – сказал Кимон. – Думаю, я понимаю тебя. Значит, мы друзья?
– Конечно. В старости я собираюсь рассказывать тебе, какие ошибки ты допустил, как нужно было сделать иначе. Мы с тобой сядем за чашей вина, возьмем немного сыра и черных маслин…
Больше ничего говорить не пришлось. Кимон похлопал его по спине, и все встало на свои места. Перикл хотел, чтобы так же легко решались проблемы и с женщинами. Было время, когда он с удовольствием пытался разгадать, как они думают, искал способы убедить их
Затрубили рога, гоплиты тронулись в путь. Перикл оставил позади осколки своего брака, и шагалось ему легко. Он обнаружил, что не один такой. Настроение в рядах было на удивление бодрое, вероятно, потому, что они шли не на войну. Люди смеялись и переговаривались на ходу, впереди стелились по земле их длинные тени.
5
Огромный полуостров, где располагались Спарта, Коринф, Аргос и десяток других областей и городов, был отделен от остальной Греции перешейком, узкой полоской земли, а в прошлом – стеной, охраняемой спартанцами. Кимон удивился, увидев, что силы, сотрясавшие землю, превратили это сооружение времен войны с персами в груду обломков. Очертания разбитого за стеной спартанского лагеря были по-прежнему отчетливо видны: отхожие ямы и круглые тренировочные площадки, но сам перешеек обезлюдел, никаких признаков жизни. Всех воинов и тех, кто последовал за ними в лагерь, отозвали в город.
Легкое настроение афинян улетучилось, пока они шли. Ближайший к месту назначения город – Коринф, но им там нечего делать, а потому они прямиком направились к Спарте. Однако на холмах виднелись отдельные дома, сильно разрушенные. Из этих грубых укрытий на них с опаской глядели мужчины и женщины.
С каждым часом следы землетрясения становились все более страшными. Построенные у дороги храмы лежали в руинах, святилища развалились, статуи попадали. Афиняне в молчании проходили мимо, опасаясь обидеть разъяренных богов каким-нибудь неосторожным словом.
Урожай тоже был уничтожен. В одной долине Перикл увидел сотни поваленных на землю деревьев, как будто их смело ураганом. Так зримо проявили себя силы, истинную мощь которых трудно себе представить. Все изгороди и другие знаки присутствия людей были повалены. Не раз мимо них, отчаянно блея, пробегали домашние животные, хозяев которых нигде не было видно. Ловкие солдаты поймали пару ничейных кур, свернули им голову и прямо на ходу ощипали перья, подготовив к вечерней трапезе.
Будто в ответ на жуткие картины разрушений Кимон задал маршу жесткий темп. Перикл вспомнил, что бывал в Спарте прежде, после нашествия персов, которые явились сюда из далекой империи с огнем и мечом. Однако любой афинянин понимал, что их привело. Гораздо страшнее было видеть, как сама земля обратилась против тех, кто обрабатывал ее и жил на ней.
К вечеру третьего дня Перикл уже хромал от усталости и мозолей на ногах. По словам Кимона, до Спарты оставалось всего несколько миль, и Перикл не удивился, увидев вышедших им навстречу воинов в красных плащах. Тревожило то, что это случилось так поздно в сравнении с обычными временами. Афинская армия зашла настолько далеко вглубь Лаконии, и никто не бросил ей вызов. Это более всего прочего показывало, что мир перевернулся с ног на голову.
Трудно было удержаться от боязливого трепета при виде шагавших по дороге спартанцев. Отряд немногочисленный, не больше четырехсот – шестисот человек. Но вместе
– Не показывать слабости, – буркнул Кимон через плечо.
Перикл не понял, предназначались эти слова ему или самому Кимону.
Спартанцы остановились перед гораздо более многочисленным войском. Шлемы у них были опущены, как для сражения. Это встревожило Перикла. Он внезапно подумал о масках в театре, и неприятное чувство исчезло. Шлемы должны были нагнать страха, но это всего лишь маски, придуманные, чтоб одурачить других.
– Кто здесь начальник? – спросил один из спартанцев.
Перикл увидел, что нагрудник говорившего ободран, а из-под кожаных птеруг торчат голые ноги. На шлеме красовался султан из навощенного конского волоса. Человек этот не выглядел робким. Перикл гадал: может, это еще одна маска или спартанец убежден, что он и его товарищи – превосходящая сила? От этой мысли он похолодел.
– Я архонт Кимон, сын Мильтиада, – громко и отчетливо, как человек, знакомый с полями сражений, ответил Кимон. – По поручению совета Афин и народного собрания моего города руковожу отрядом.
Спартанец резко повернулся к нему.
– Что ж, афинянин, у меня нет приказов… – начал он.
Его манера вызвала раздражение у Кимона, и архонт перебил его, удивив этим как самого спартанца, так и других присутствующих:
– Твой царь Архидам призвал нас на помощь, и я поставил на кон свое доброе имя тем, что привел эту помощь к вам.
Кимон пылающим взором посмотрел на спартанца, ожидая от него продолжения. Стоило тому открыть рот, как он снова не дал ему говорить, кипя яростью:
– Ты обратился ко мне, не назвав себя? В Спарте хорошие манеры отменены? Не так было, когда я в последний раз стоял на вашем акрополе и мы с архонтом Ксантиппом перед Платеями разговаривали с регентом Павсанием. Что ж, сегодня со мной старший сын Ксантиппа, и я вернулся как архонт Афин по доброй воле в ответ на ваш призыв.
Перикл моргнул, услышав, как Кимон таким образом выделил его из остальных. Видно, отношения между ними и правда потеплели. А может, он нужен Кимону только ради его имени и рода? Размышляя об этом, Перикл нахмурился.
Стоявший перед ними спартанец отвел глаза в сторону, уступая дорогу. Кимон проследил за его взглядом и заметил другого мужчину, державшегося чуть поодаль. Тот был намного старше, без доспехов и шлема, в одном плаще. Естественно, не видно было и султана, который указал бы на его власть и высокий статус, однако сомневаться в них не приходилось, судя по спокойствию, с каким тот отнесся к яростному гневу Кимона.
– Мои извинения, архонт Кимон. Я помню тебя, хотя ты был еще совсем юным, когда появился здесь в последний раз. Помню, как регент Павсаний отправился снискать себе славу. Я Аксинос, главный эфор царей Спарты. Вы можете встать лагерем здесь этим вечером, но я не могу пустить вас в город. Царь Плистарх поручил мне передать вам нашу благодарность за то, что вы пришли. Это делает честь афинянам и войдет в историю. Но кризис миновал. Вы можете остановиться здесь, как я уже сказал, но, если не уйдете отсюда до завтрашнего утра, мы будем считать это военным нападением.