Золотой выстрел
Шрифт:
Вечеринка, как назвала Алена очередную встречу со щедрым, хотя и редко посещающим ее любовником, удалась. Как все очень энергичные люди, следящие за своим здоровьем, он проснулся рано, а все необходимые гигиенические процедуры, включая душ и бритье, не заняли у него и получаса. После чего, уже на ходу выпив чашку кофе со сливками, он покинул ее – легкий и приятно опустошенный. Уж она-то постаралась от души. Нет, приятный парень, хотя несколько замкнутый. А в общем-то совсем уже и не парень, а вполне зрелый и знающий себя мужчина, естественно эгоист, как, впрочем, все они, имея в виду прежде всего собственное удовольствие и меньше всего думая, что при этом чувствует женщина, партнерша.
Алена была женщиной трезвой, прекрасно знала свои возможности и достоинства. Достаточно
Явился будто с дипломатического приема – холеный, выглаженный, с букетом дорогущих испанских роз. С любимым его «бифитером» в сумке. Обычно скупой на информацию о собственных делах и бизнесе, он с интересом, причем не показным, а искренним, стал расспрашивать ее о проблемах, которых, разумеется, у всякой красивой женщины всегда навалом. Как бы между прочим заметил, что в последнее время, кажется, и его собственные дела пошли в гору, а следовательно, он без всякого ущерба для своих финансов может немножко стимулировать и ее потребности. Без навязчивости и даже, похоже, не считая, положил на ее туалетный столик пачку баксов и тут же забыл о ней. Она позже пересчитала купюры: две тысячи долларов стоили того, чтобы хорошо постараться.
Да, все было проделано с достоинством и красиво, но Алену невольно настораживала и даже томила некоторая словно бы недосказанность. Ну да, провинциальный бизнесмен, если это действительно так, как он говорит. И дела устроились как нельзя лучше. И баксы захрустели. Впрочем, они у него всегда, сколько она помнит, хрустели в кармане. И тем не менее что-то было в их отношениях нарочитое, придуманное. Будто железный распорядок дня у школьного отличника: завтрак, обед, ужин, время на уроки, на то, на се – ни минуты лишней. И наконец Алена поняла, в чем дело: в их взаимоотношениях не было одного – души! Все остальное было, а вот душа отсутствовала. И если у Алены, случалось, возникали какие-то мысли, а точнее, виды на Сережу, то теперь она отчетливо поняла: надо либо все оставить как оно есть – то есть нечастые свидания, насыщенные физическими упражнениями, вежливая оплата затраченных усилий и – баста, либо иное устройство жизни, в которой провинциальному бизнесмену места не будет. Но не будет также и баксов на подзеркальнике. Дилемма для современной думающей женщины достаточно нелегкая…
Проводив своего кавалера и закрыв за ним дверь, Алена вернулась к окну, выходящему на старый Арбат, еще пустынному в этот ранний утренний час. Она увидела Сережу, вышедшего со стороны Староконюшенного переулка, – высокого, элегантного в туго перетянутом, длинном светлом плаще. Уверенным жестом он остановил какую-то важную иномарку, на миг склонил голову к окну водителя и затем, спокойно обойдя машину вокруг радиатора, уселся на переднем сиденье с таким видом, будто эта сверкающая иномарка была его собственной. Действительно, деньги делают людей уверенными и неторопливыми, запоздало подумала Алена, задергивая занавеску, ибо собиралась еще как минимум два-три часа поспать: ночная работа изнурила ее, а вот ему хоть бы хны. Встал, подпоясался, и был таков. За что же Господь опускает женщин до уровня вещей, полезных здоровью, но отнюдь необязательных?…
Их мысли были схожи. Как раз об этом мельком подумал и Сергей Николаевич, направляясь на Казанский вокзал: дядю Витю лучше всего было брать с раннего утра, пока к нему не зачастили нуждающиеся в мужской руке соседки и пока производственные нужды не увели его в цех. А мысли его сводились к тому, что Алена удобна во всех отношениях. Была. И до сих пор. Потому что нынче ночью он увидел, точнее, вдруг почему-то обратил внимание на ее взгляд. Большие глаза ее, блестевшие отраженным светом арбатских фонарей, показались болезненно просящими чего-то неведомого ему. Может, какой-нибудь особой откровенности? Но это же чушь! Или ожидания чего-то невероятно важного в ее жизни? А вдруг бабе просто замуж приспичило?! Быт свой решила окончательно устроить, имея в уме его шальные заработки… Надоело девушке от случая к случаю, захотела постоянно? Нет, это не для него. Возможно, с кем-то другим у нее и получится, но никак не с ним. Значит, как это ни грустно, придется с Аленой завязывать. А жаль, ведь именно с ней он и почувствовал однажды огромное удовлетворение и облегчение сразу после выполнения очередного заказа.
«Что ж, однако, поделаешь? – сказал сам себе Сергей Николаевич, доставая из бумажника пятьдесят долларов – обещанную плату важному водителю какой-то шишки, которая, по всему видать, маялась в это время у своего подъезда в ожидании персонального транспорта. – Свято место пусто не бывает…» Это он себя имел в виду.
И снисходительно улыбнулся.
Электричка до Сорок седьмого километра стояла на девятом пути. В третьем головном вагоне Сергея Николаевича ожидал один из вчерашних «подсобников» Игорек. Он сидел у окна, и возле его ног стоял футляр для электрогитары. Сергей Николаевич сел напротив. Шутливо поинтересовался настроением. Игорек ответил, что все в порядке, протянул проездной билет. Поезд между тем тронулся. Они еще поговорили о хорошей погоде, редкой в это время года, затем Игорек попрощался и вышел на Электрозаводской. «Гитара» отправилась с Сергеем Николаевичем.
Сам он сошел в Ильинской и, изображая притомившегося в Москве дачника, пешком направился по нужному ему адресу. От платформы Ильинская до дяди Вити было подальше, чем, к примеру, от Быкова, но Быково было поселком шумным – аэропорт все же! – полно милиции, да и проживающий народ хорошо знал друг друга. А вот Ильинская – типичные тихие дачи среди сосновых деревьев и старых садов за высокими дощатыми заборами. Улицы пустынные, усыпанные прошлогодней бурой листвой, свежо пахнущей хорошо распаренным банным веником.
В тишине и одиночестве он дошел до дачи дяди Вити, открыл калитку и направился по выложенной кирпичом кривой дорожке вокруг дома. Мастерская была пристроена вплотную к жилому помещению, и дяде Вите, чтоб заняться делом, стоило лишь перейти, по сути, из одной комнаты в другую. Но в той, другой, были свои секреты и совершенно иная, непохожая на обычную жизнь.
Дядя Витя не был просто мастером золотые руки. Он превосходно понимал, кто пользуется трудами его уникального таланта. Потому и брал спокойно, без всякого зазрения совести, большие деньги за свои труды, за смекалку, за умение придать совершенство любому изобретенному человеком оружию. А что, совесть не мучила? Так разве она свербит душу изобретателя автомобиля, который в двадцатом веке стал подлинным убийцей?! Сколько жертв невинных на счету у этого равнодушного «давителя»! И что по сравнению с ним какой-нибудь дядя Витя, в руках которого обычный серийный, скажем, карабин обретает неведомую дотоле меткость и дальнобойность, а сам размещается в футляре, к примеру, обыкновенной скрипки! И если в подобных сравнениях пойти дальше, то тот же автомобиль без всякой пощады давит направо и налево не только глупых зевак, но и невинных детей, в то время как изделие рук дяди Вити убирает лишь тех, кто неправедными делами своими того несомненно заслужил. Во всяком случае, хотелось в это верить…
Завидев свет в кирпичной пристройке, Сергей Николаевич, согнутым указательным пальцем постучал в окно. Дверь тут же сама и отворилась, пропуская гостя в освещенное помещение, наполненное кисловатым запахом струганого и опаленного металла. Дядя Витя в круглых очках стоял возле негромко гудящего и будто чавкающего станка, списанного бог весть когда по старости. У дяди же Вити он и сверлил, и строгал, и вообще вытворял такое, чему нет и названия.
Кивком поздоровавшись, дядя Витя пальцем показал на стул, предлагая тем самым открыть принесенный футляр и объяснить, что там требовалось доработать, что дотянуть до полнейшего совершенства.