Золотые дни
Шрифт:
— Если во мне столько недостатков, зачем я тебе?
— Вот! — кивнула она. — Посмотри на себя. Ты лезешь на стену, чтобы пробраться в мою спальню, ты ходишь вокруг меня кругами, доводишь до белого каления, но когда я говорю, что люблю тебя, ты отвечаешь, что я еще слишком маленькая, чтобы знать о том, что такое любовь. И после всего этого ты злишься на меня! Ты не просто невежа, ты тупица! Убирайся отсюда! Прыгай в окно! Поезжай в свою Виргинию и…
Она замолчала, потому что он сгреб ее в охапку и прижался губами к ее губам. Эдилин считала, что знает толк
Его поцелуй не был ни робким, ни нежным. В нем было отчаяние обреченности и страсть, страсть, копившаяся и не находившая выхода с того самого мига, как он увидел ее впервые во дворе старого замка. С тех пор как она выставила его на посмешище. Он едва не погиб от желания за те несколько недель, что они провели в одной каюте. Стоило ему лишь увидеть изгиб ее руки, когда она заправляла за ухо золотистую прядь, и с ним начинало твориться такое, что приходилось уходить из каюты на палубу, чтобы не наделать глупостей.
Когда она теснее прижалась к нему и стала податливой и мягкой, как тряпичная кукла, его язык обвился вокруг ее языка, она тихо застонала, и кровь ударила ему в голову.
Когда ноги под ней подкосились, он поднял Эдилин и понес на кровать. Он много раз видел ее в кровати, и всегда ему хотелось лечь рядом, обнять, прикоснуться к ней. Были ночи, когда он лежал в гамаке без сна и смотрел на нее.
Поцелуй стал глубже, а ее тело стало еще податливее, когда он лег рядом с ней. Она закинула ногу ему на бедро, и его рука скользнула под ее рубашку, вверх по обнаженной ноге, по бедру.
— Эдилин, — прошептал он, целуя ее шею, ее щеки, которые он так давно хотел поцеловать.
— Да, — шепнула она. — Делай со мной все, что хочешь.
Ангус застонал, и она еще теснее прижалась к нему.
— Люби меня, — прошептала она. — Пожалуйста. Я так долго тебя ждала.
— И я, — прошептал он, целуя ее обнажившееся плечо, с которого соскользнула рубашка.
Одна рука погрузилась в ее мягкие ароматные волосы, а другая была под рубашкой, гладила чудную нежную кожу.
Эдилин целовала его лицо, и он стонал от наслаждения. Ее дыхание было таким теплым, таким сладким.
Он снова поцеловал ее в губы, а когда ее руки стали блуждать по его телу, у него перехватило дыхание.
— Люби меня, — повторила она. — А завтра мы поженимся и поедем в Виргинию.
— Мм, — все, что он мог сказать, когда губы ее скользнули ему под рубашку и легли на грудь.
Голова его была откинута, и он не мог мыслить ясно, но каким-то образом одно слово все-таки проникло в его мозг.
— Поженимся? — прошептал он.
— Да, поженимся.
Она снова начала целовать его шею.
— Нет, — сказал он, оттолкнул ее и снова застонал.
Эдилин в гостиной с чашкой чая в руке радовала глаз, но Эдилин с волосами, разметавшимися по постели, по обнаженным плечам, с полузакрытыми глазами, затуманенными страстью, была нестерпимо красива. Она была прекраснее, чем самая смелая мечта.
Но он не мог допустить, чтобы случилось то, что вот- вот должно было случиться. Он знал, что ее любовь не продлится долго. Как жить, когда ее любовь превратится в ненависть? Когда обожание сменится презрением? Он этого не вынесет. Нет, лучше исчезнуть, чтобы она осталась в его памяти такой, какой он видит ее сейчас.
— Я не могу, — сказал он. — Ты не для меня, и я не лишу тебя девственности.
И он спрыгнул с кровати и вылез в окно.
Он исчез так стремительно, что Эдилин не сразу поняла, что произошло. Лишь спустя несколько минут туман страсти рассеялся и она осознала, что мужчина, которого она любила, сбежал от нее. Она предложила ему не только свое тело, но и любовь, и жизнь. И он ее оставил! Он отверг ее, отказался от всего, что она ему предложила.
Но еще до того как Эдилин успела осмыслить произошедшее, дверь в ее спальню открылась и на пороге возникла Харриет в ночном чепце и в халате поверх ночной сорочки. В руках она держала свечу.
— Он ушел, — сказала Харриет, глядя на Эдилин.
Она лежала на кровати, и глаза ее все еще были подернуты дымкой желания, но постепенно выражение глаз менялось. Туман рассеивался, обнажая недоумение, боль и гнев.
— Он ушел, — повторила Харриет, поставив свечу на прикроватный столик, и поправила на Эдилин рубашку.
— Он бросил меня, — недоуменно прошептала Эдилин. — Я сказала, что люблю его, и он убежал.
— Я знаю, — сказала Харриет.
— Ты не знаешь, ты не можешь знать.
— Я знаю, — повторила Харриет. — Когда я была такой, как ты, я была влюблена в одного молодого человека, но после того, как он поговорил с моим отцом и выяснил, что у меня ничего нет, он бросил меня. Я знаю, что такое любить и потерять.
— Но у меня есть деньги, — в изумлении возразила Эдилин. — Он бросил меня, потому что… — Она подняла глаза на Харриет. — Я не знаю, почему он меня бросил. Я не знаю, почему он не любит меня так, как люблю его я.
И из глаз у нее потекли слезы.
Харриет раскрыла ей свои объятия. Эдилин прижалась к ней и заплакала навзрыд.
— Я люблю его, — твердила она. — Я люблю его, а он мне не поверил. Он думает, что я не знаю, а я знаю. Я его хорошо знаю.
Харриет никогда не сказала бы об этом Эдилин, но она слышала каждое слово из их с Ангусом разговора. Она не могла заснуть и из своей комнаты на втором этаже дома услышала, что кто-то пытается пробраться в окно. Она встала и пошла к Эдилин, чтобы предупредить ее, но, услышав первые слова, все поняла. Это был мужчина с корабля. Харриет спрашивала о нем Эдилин, но она лишь отмахивалась и говорила, что это случайный попутчик. Однако Харриет было не так легко провести. Она знала, что Эдилин влюблена в этого молодого человека. И по мере того как Эдилин отвергала все новых ухажеров под тем предлогом, что ей с ними «скучно», Харриет все больше утверждалась в мысли о том, что Эдилин любит кого-то другого, и догадывалась, что этот другой — тот мужчина с корабля.