Золотые пески Шейсары. Трилогия
Шрифт:
Только сейчас Торриен позволил себе расслабиться. Он сел на ковер, прислонившись спиной к дивану, взял на руки девушку, уложив себе на грудь, и стал ждать, пока она придет в себя. Одной рукой он поглаживал ее волосы, а другой – рисовал круги пальцем где-то в области поясницы.
И думал. Думал о том, что скажет ей, когда она очнется. Про Фендора, про ее запах в камере заключенного, про ее странный вид. Сейчас, когда опасность миновала, Торриен смог в деталях рассмотреть ее платье, местами покрытое пылью и паутиной. Мог вдохнуть аромат илистого мха, налипшего на ее туфли и даже кое-где – на подол.
Иллиане однозначно
Теперь у царевича не было ни малейших сомнений в том, что его хасси удалось вызволить того странного парня. Он пока не знал, зачем она это сделала, но догадывался, что через пару часов Шентарс принесет ему вести о том, что его сайяхасси и Фендор давно знакомы. А догадаться, как девушке удалось все это провернуть, тоже было не так уж сложно. Очевидно, рядом с тюрьмой проходил один из старых, полуразрушенных коридоров, большая часть которых была забетонирована еще двадцать лет назад по приказу его отца. Осталось лишь разгадать, откуда об этих коридорах знает сама Иллиана. Но Золотой змей был уверен: и это со временем станет понятно. Нужно лишь немного подождать.
В этот момент девушка глубоко вздохнула.
Торриен обеспокоенно посмотрел на ее узкое красивое лицо с маленькими ямочками на щеках. И внутри него снова шевельнулось что-то нервное, жгучее. Ожил незнакомый прежде страх потери.
За то короткое время, что он знал эту девушку, каким-то странным образом она успела стать для него ближе собственной семьи. Он никогда не боялся лишиться кого-то из родственников. У мираев не принято жалеть или скучать.
С братом и сестрой у Торриена никогда не было особенно доверительных отношений. Их двоих растили как чистокровных мираев, в презрении к людям, высокомерии и атмосфере собственного превосходства. А Торриена… просто не трогали. Его не готовили для царствования, а титул второго царевича давал ему относительную свободу. Свободу перемещения, игр, уроков. Свободу выбора. Да, его заставляли изучать обязательные для шерисмираев дисциплины вроде политического устройства Шейсары, геральдики, боя на саблях или искусства войны. Но стрельбе из лука, бою на шестах, езде на лошади или культурным особенностям Нижней Шейсары он учился сам, как и многим другим наукам, до которых обычно не было дела, например, его брату Дарьешу.
Старший царевич любил проводить свободное время так, как и положено богатому, наделенному властью и силой нагу. Он гулял, развлекался с благородными мирайями, покупал себе все новых и новых хасси, не сильно заботясь об их дальнейшей судьбе. Иногда он предлагал отцу проекты новых налогов или законов, которые было бы неплохо внедрить. Признаться, некоторые его решения были даже хороши. Для мираев.
А Торриен… Торриену этого было мало.
– Ты спас меня, мой прекрасный царевич, – вдруг раздался тихий голос, от которого сердце Золотого змея, как у мальчишки, подскочило к горлу.
Девушка открыла глаза и смотрела на него. Кристально-голубые радужки светились настолько чистым и незамутненным счастьем, что Торриен забыл все слова, которые собирался сказать. Он коснулся ладонью ее лица, провел большим пальцем по контуру, очертив сперва линию светлой брови, затем щеку и подбородок.
И оставалось лишь надеяться, что она не заметила, как он затаил дыхание.
– Я всегда спасу тебя, – еле слышно ответил царевич. – От любой опасности. В этом можешь быть уверена, моя сайяхасси.
И ни слова про тюрьму. Ни слова про узника, которому она помогла бежать. Торриен больше не собирался ничего говорить. В этот момент Золотой змей вдруг понял, что доверяет ей. И даже если она спасла жизнь преступнику… ну и пускай. Лишь бы смотрела на него вот так. Огромными, широко распахнутыми глазами, в которых так ярко сияло чувство, которое Торриен так хотел бы назвать вслух. В которое хотел бы поверить.
Но впервые боялся.
А Иллиана распахнула губы, словно хотела что-то спросить. И тоже промолчала. Будто они оба негласно решили оставить что-то при себе. Что-то, что было не нужно их отношениям.
– Дарьеш… он… – пробубнила тогда девушка, словно решив переключиться на другую тему.
– Больше не потревожит тебя, – покачал головой царевич и поцеловал ее в лоб, прижав к себе.
Иллиана положила голову ему на грудь и кивнула. А через мгновение закрыла глаза, больше не спрашивая ничего. Только просунула маленькую руку ему под мышку, обхватывая грудную клетку, обнимая.
И через несколько минут Торриен с изумлением понял, что она уснула.
Она тоже доверяла ему…
Эта мысль ярко зажглась в голове Золотого змея, незаметно меняя все его устои и привычки. Подталкивая его нарушать правила.
Он осторожно поднял девушку и положил на кровать, заботливо укрыв одеялом. А затем вышел прочь, притворив за собой сломанную дверь.
У порога он поставил двух верных стражников, наказав не пускать никого. Даже царя. Потому что к чужой хасси просто так не имел права зайти даже повелитель Шейсары. Лишь Дарьешу до правил не было никакого дела.
Сам же Торриен направился к выходу из дворца. Он чувствовал, что скоро появится Шентарс и ему будет что рассказать об Иллиане.
По закону он обязан был заключить девушку под стражу, пытаясь выяснить, откуда она знает о подземных переходах дворца. Ведь с такими знаниями она могла оказаться преступницей, убийцей, мечтающей оборвать жизнь царя.
А он поставил двух лучших стражей охранять ее сон. И, вспоминая ее огромные голубые глаза, в которых светилось такое неразумное, неправильное чувство, Торриен знал, что кто-кто, а Иллиана Тангрэ не могла быть предательницей. Ведь она просто молодая девушка, которой не повезло наткнуться однажды на влюбчивого мирая. Упрямого младшего царевича из рода Эннариш, которому не хватило сил отказаться от своего влечения.
Глава 12
Иллиана открыла глаза под вечер. За большим полукруглым окном уже забрезжил закат. Он бросал в комнату теплые косые лучи, раскрашивая убранство в легкие рубиновые и оранжевые оттенки.
Девушка повернула голову в поисках воды. Во рту было сухо, как в пустынных песках горячего юга Шейсары.
Как ни странно, на столике с трюмо возле кровати стоял серебряный поднос, а на нем бокал с чем-то желтоватым и, судя по запотевшему хрусталю стенок, очень холодным.
Иллиана, не задумываясь, выпила неизвестную жидкость, по вкусу напоминающую то ли воду с лимонным соком, то ли божественный напиток Светлейшей четы.
И уже после этого, сев на постели, она все вспомнила. Признаться, ощущение это было не из приятных. Шею прострелила боль, стоило наследному царевичу всплыть перед глазами бледным, злым миражом.