Золотые пластины Харати
Шрифт:
Мокрые до нитки мы забрели в озеро Манасаровар.
— Шеф, а здесь до глубины полкилометра идти.
— Ложимся в воду и барахтаемся здесь.
Мы оба легли в воду и стали кататься по дну, поднимая ил.
— Лицо не забудь умыть, Серега, и прополоскать рот. Глаза тоже надо промыть: для этого засунь голову в воду, открой глаза и похлопай веками.
— Ладно.
Полежав еще некоторое время в ледяной воде, и совсем окоченев, мы вышли
— Переодевайся, Серега! Что стоишь?
— Подожди, стекаю.
Переодевшись, мы с Селиверстовым выпили по чуть-чуть спирта для так сказать «сугреву».
— Я чистоганчик буду. До костей промерз, — сказал Селиверстов.
После этого мы надули вновь лодку. Равиль сносил ее на берег озера Манасаровар и обмыл святой водой. Пока я готовил бутылки для проб воды, лодка уже высохла.
Мы с Селиверстовым аккуратно шагнули в лодку в сухих кроссовках и поплыли подальше от берега. Дул слабый западный ветер, но волн не было. На воде был абсолютный штиль.
Проплыв метров 150-200, мы легко взяли все 20 проб святой воды и возвратились обратно.
— Ребята, давайте сфотографируемся на фоне святого озера!
Вместе с нашей лодкой, которая спасла их! — Равиль показал на нас с Селиверстовым. — И вместе с российским флагом!
Мой анарак уже высох. Я надел его для красоты. Мы сфотографировались, обнимая лодочку и подняв российский флаг. Теплое чувство далекой Родины екнуло в сердце.
Я отошел в сторону от ребят, встал на берегу и стал смотреть на озеро Манасаровар. Все также дул слабый западный ветерок, а на озере был штиль. Это святое озеро и в самом деле навевало умиротворенность и благоденствие.
Но мне было грустно. Неожиданно для самого себя я погрузился в грусть, ощущая ее сладость. Тело разогрелось, высотной отдышки не было, а грусть убаюкивала, как бы уводя в безбрежные дали, где господствовала некая грандиозная жизнеутверждающая сила, перед ликом которой различные миры, в том числе наш, казались маленькими и простенькими и мелькали как разноцветные картинки. Непонятное выражение «это свято» как вспышка периодически появлялось в голове и тут же исчезало, оставляя за собой светящийся след поклонения и осознания того, что и ты, маленький человек третьего измерения, тоже был создай и что перед тобой лежит бесконечный путь восхождения по мирам туда, куда никогда невозможно добраться и где, наверное, очень и очень хорошо, но очень и очень ответственно.
Я повернулся и посмотрел на север, туда, где должен был находиться священный Кайлас. Но он был закрыт облаками.
— Наверное, жизнеутверждающая сила, предназначенная для Земли, вошла в нее через эту священную гору, которую, ведь, кто-то… построил, — подумал я.
Слово «матрица» мелькнуло в голове.
Я обернулся и увидел Равиля Мирхайдарова, тоже смотревшего в сторону Кайласа с поднятыми к небу руками.
Я подошел к краю берега озера Манасаровар, присел
Я откинулся, лег на берег и, подперев голову локтем, стал смотреть на воду. Вода переливалась цветами радуги, искрилась и, слегка пошлепывая по камням, ласкала эту суровую тибетскую землю — землю «Вечного Материка», родоначальную для нас с Вами землю.
Взгляд мой как бы стал углубляться в воду, а мысли, пляшущие в вечной хороводе в голове, все более и более стали притягиваться к воде, стараясь найти разгадку понятия «святая вода». Я ждал появления чувств тупости и внутреннего неудовлетворения самим собой, за которыми, как я уже знал, появляется призрачная и тоненькая, как паутина подсказка, идущая откуда-то оттуда — сверху.
Что-то заклокотало внутри, подступило волнение и, подчинившись непонятному душевному порыву, я вскочил, подошел к ребятам и твердым голосом сказал:
Все! Собираемся! Поехали снова на Озеро Демонов Ракшас.
— Ты что, шеф…?
А на озере демонов бушевал шторм. Послышался голос Рафаэля Юсупова:
— В самом деле странно! Здесь шторм, а все те кто через километров на другом озере — штиль. Ветер такой же западный, о здесь он бушует и завывает, как в адском котле, а там, на Манасаровые, ветер напоминает легкий утренний бриз;
— Посидите в машине, перекусите. А я подойду к Озеру Демонов, подумаю и побуду немного наедине с самим собой, — сказал я. Пробуксовывая по песку, я, дошел до берега Озера, Демонов и, вогнувшись, потрогал воду в бешеном экстазу набегающих волн. Демоническая вода показалась мне колючей и шершавой. Я конечно же, попытался объяснить это влиянием! пузырьков и пены, что в глубине души понимал, что это не так, я натянул капюшон, анорака и лег на песок, устремив взгляд на демоническую воду. Холодный порывистый ветер дул мне прямо в лицо. Я почувствовал, что начинаю внутренне злиться" Непонятная злость подступала к горлу, и я никак не мог от нее избавиться.
И вдруг я понял, что злюсь не оттого, что лежу на берегу Озера Демонов и мне холодно, а злюсь по поводу своей собственной тупости. Я стал пристальна смотреть на набегающие волны и усилием воли заставлять себя думать… о том, о чем я не знал. Я постарался проанализировать ход своих сумбурных мыслей и, наконец, понял, что я думаю о воде.
— Вода! Вода! Вода! — стал, причитая, повторять я.
И тут что-то заблестело в воображении вызывая чувство облачения, и понеслось, сметая все остальные мысли на своем пути, внутрь моего разума. Мне стало легко и хорошо. Я, как автомат встал и вслух членораздельно сказал:
На земле существуют водные формы жизни. Простояв так около минуты, я сладостно закрыл глаза и, радостно пристукнув кулаком по самому себе, с улыбкой проговорил:
— Спасибо тебе, Боженька!
Далее я снова лег на песок и погрузился в мысли, навеянные (я не боюсь этого слова) подсказкой. Сейчас я уже осознавал, что жизнь есть, прежде всего, сохранение, самоанализ и само воспроизводство информации. Человечество уже создало информационные машины — компьютеры, которые способны хранить и анализировать информацию, но еще не достигло того (и достигнет ли?), чтобы информация само воспроизводила (рождала) себя со всем сопутствующим материальным обеспечением. Я понимал, что материальная жизнь основана на информационно-емких веществах, то есть на веществах, способных захватывать большое количество информации.