Золотые слезы
Шрифт:
В этот самый момент в гостиную вошла Дамарис. Она услышала конец реплики Николя и по лицу сестры поняла, что она пребывает в крайнем раздражении, как бывало всегда, когда ей не удавалось настоять на своем.
— На твоем месте я бы прислушалась к совету, Николь, — сказала она, усаживаясь прямо на толстый ковер возле камина, и вдруг почувствовала жалость к сестре.
Николь бросила на Дамарис уничижительный взгляд, но та не заметила этого, поскольку тут же начала возню с Пэдди, который плюхнулся рядом с ней. Тогда Николь умоляюще воззрилась на Мару, но не получила с ее стороны
— Какие вы все ужасные! — крикнула Николь в отчаянии и опрометью бросилась вон из гостиной.
— Ты могла бы преподать ей несколько уроков актерского мастерства, моя радость, — с усмешкой обратился Николя к Маре.
Mapa улыбнулась в ответ, не понимая, как следует расценивать эту его фразу — как комплимент или как оскорбление, но не согласиться с ним она не могла.
— Мой Бог! — воскликнул вдруг Этьен. — Вся эта суматоха заставила меня забыть о хороших манерах. Прошу прощения, мадемуазель. Меня зовут Этьен Феррар, я дядюшка Николя, — назвал он себя, галантно склонив седую голову и даря Маре обворожительную улыбку, которая всегда имела успех у женщин, после чего посмотрел на Николя с укором. — Представь мне, пожалуйста, это очаровательное создание.
— Mapa О'Флинн, — с гордостью сообщил Николя, которого всегда восхищало, как отзывались о Маре те, кто сталкивался с ней впервые.
— Понятно, — ответил Этьен, словно такое объяснение его полностью удовлетворило. — Ирландка. Говорят, что ирландки — самые красивые женщины в мире.
— Вы, вероятно, бывали в Ирландии, — ответила Mapa с улыбкой. — До настоящего момента я была уверена, что только мои соотечественники знают толк в лести.
— Вот в этом вся Mapa О'Флинн, — рассмеялся Николя. — И пусть ее красота не вводит вас в заблуждение. Поверьте, я поплатился множеством шрамов за то, что недооценил остроту ее языка, — добродушно пожаловался он дяде.
— Для меня большое счастье познакомиться с вами, мадемуазель. Я уверен, что не только ваша красота, но и беседа с вами доставит, мне огромное удовольствие. — Этьен приподнял бокал, заявляя таким образом, что пьет за ее здоровье.
— А Ирландия очень далеко, мадемуазель О'Флинн? — спросила Дамарис. — Я нигде не была, кроме Луизианы. Только пару раз ездила в Новый Орлеан, — вздохнула она. — А мне хотелось бы объездить весь мир. Но я могу это сделать только тогда, когда подрастут мои лошади, — добавила Дамарис озабоченно.
— А вот я уже объездил весь мир, — важно заявил Пэдди.
Дамарис удивленно посмотрела на него и тут же прониклась к этому странному мальчику неподдельным уважением. Рядом с ней оказался человек, который мог удовлетворить ее ненасытное любопытство, желание узнать, как живут люди в других странах.
Mapa потягивала чай и с интересом прислушивалась к двум беседам, которые одновременно велись возле нее. Она притворялась, что внимательно слушает рассказ Этьена о его путешествиях, а сама думала о том, что произошло между Николя и его мачехой.
До ее слуха донеслись чьи-то гулкие шаги по мраморному полу холла, и вслед за этим через распахнутые двери она увидела мужчину в бриджах и высоких ботинках для верховой езды, который в нерешительности застыл у порога, не будучи уверенным в том, что его положение позволяет ему присоединиться к тем, кто собрался в гостиной. Он встретился взглядом с Марой и застеснялся своих грубых, испачканных грязью ботинок и пропитанной потом, несвежей рубашки. Он казался чуть старше Николя и отличался хрупким телосложением, но даже сквозь свободные рукава рубашки было видно, как перекатываются его мышцы.
— Алан. — Этьен заметил сына и знаком пригласил его войти.
Николя поднялся и пошел ему навстречу. Алан смутился еще сильнее, но когда узнал его, вздох облегчения вырвался из его груди, а на лице появилась радостная улыбка.
— Николя, я слышал, что ты приехал, но решил все же убедиться в этом собственными глазами, — встряхнув как следует руку Николя, сказал он. — Хорошо, что ты вернулся.
— Спасибо, Алан. Сколько же мы с тобой не виделись? Франсуаза сказала, что ты будешь рад моему приезду. Мне о многом нужно поговорить с тобой.
— Я к твоим услугам, Николя, — с готовностью отозвался Алан и добавил извиняющимся тоном: — Но прежде мне хотелось бы переодеться, чтобы не смущать своим видом даму.
— Ерунда, Я уверен, что Мару твой вид не смутит. — Николя провел его в гостиную и представил Маре.
Алан учтиво и с достоинством поклонился, удивив ее изяществом манер, которые никак не вязались с его внешним обликом.
— По правде говоря, мне бы хотелось поговорить о Бомарэ завтра после того, как верхом объеду поместье. Тогда я буду иметь представление о переменах, происшедших за время моего отсутствия, и наш разговор не получится беспредметным, — сказал Николя, пристально наблюдая за Аланом, на лице которого отразился смертельный ужас. — Хотелось бы прояснить некоторые вещи, пока это еще не поздно.
— Хорошо, можешь располагать мной завтра в любое время. Тебе нужно будет только послать за мной, — отозвался Алан и поднялся со своего места. — А теперь с вашего позволения я откланяюсь. До свидания.
— Алан очень много работает, — укоризненно закивал головой Этьен, глядя на удаляющуюся фигуру сына. — Я был бы рад, если бы он брал с меня пример и позволял себе иногда немного расслабиться и отдохнуть. Но он уверяет меня, что лучшего отдыха, чем объезжать лошадь или помогать теленку народиться на свет, не существует. Хочешь еще бренди, Николя? Так, значит, ты встречался с моей маленькой Франсуазой? Когда же? Расскажи мне, как она там.
— Прошу прошения, — вмешалась Mapa. — Мне бы хотелось пойти к себе и отдохнуть. Я немного устала, да и Пэдди тоже, — добавила она, не обращая внимания на недовольный взгляд, который бросил в ее сторону малыш.
— Да, конечно, — спохватился Николя, вдруг заметив, что под глазами у Мары залегли темные круги. — Я сейчас…
— Нет уж, позволь старику проводить мадемуазель в ее комнату, — перебил его Этьен и вскочил. — Мне редко выпадает такая возможность. Кроме того, уже поздно, а ты собирался что-то сделать, прежде чем стемнеет. Так что если мадемуазель не возражает, я готов предложить ей руку.