Золушка из глубинки, или Хозяйка большого города

Шилова Юлия Витальевна

Мужчина рассказал мне о том, что ему никогда в жизни ничего не давалось легко. Он рано попал за решетку, а затем очень долго искал свое место в жизни. Его друзья детства почти все погибли. Лев Борисович лишь один остался в живых и достиг тех высот, о которых мечтал, еще будучи мальчиком. Он рассказал мне о том, что сначала у него погиб близкий друг, почти брат, с которым он делился последним куском хлеба и выбирался из многих передряг. Николай, друг Льва Борисовича, служил в Афганистане, а когда ушел из армии и зажил мирной жизнью, то с ужасом осознал, что ему нечем кормить свою семью: жену и двоих детей. В Афганистане все было предельно просто. Война, интернациональный долг, госпитали, две контузии и начисляемые гробовые деньги, а в мирной жизни все совсем по-другому. Войны нет, гробовых денег никто не дает, вечно голодные дети и жена, от упреков которой

болит сердце. Николай ничего не умел, кроме как воевать, а воевать не позволяло здоровье. А затем ему поступило предложение от спецслужб, и Николай на него согласился. Он стал неплохо зарабатывать и подписал бумагу, в которой говорилось о том, что ради своего Отечества он пойдет на все, и даже на смерть. С ним долго работали психологи, которые за короткий срок сделали его настоящим зомби, ждущим приказа. Николая устроили водителем к одному неугодному и очень влиятельному чиновнику, он стал работать в ожидании особого приказа. Жизнь стала налаживаться, в семье Николая появился достаток. И однажды Отечество дало ему приказ: Николаю было приказано стать смертником. Он должен был выполнить свой долг: отправить на тот свет неугодного чиновника, но война и работа с многочисленными психологами сделали свое дело, контузии дали о себе знать, и Николай решил отдать свою жизнь во благо Родины, тем более что Николая заверили: после его гибели семья получит большие деньги и сможет жить безбедно долгие годы. Вот так погиб лучший друг Льва Борисовича, Колька. Так он распорядился своей жизнью. Сел в машину, заехал, как всегда, за чиновником, а затем разогнался, представив, что он сейчас выполняет боевое задание, и на бешеной скорости машина слетела с обрыва, разбившись вдребезги. Чиновника с почестями похоронили, а вот на похороны Кольки не пришел никто, кроме его родственников. Сейчас Колькина жена живет в шикарной квартире, ездит на дорогой машине, встречается с молодым любовником и живет вполне обеспеченно. Лев Борисович никогда не был в этой квартире, потому что ему кажется, что там пахнет Колькиной смертью. Он знал прекрасного парня, настоящего друга, просто хорошего человека, которого сломала и морально изуродовала война, а ведь из морального урода совсем несложно сделать камикадзе.

А затем Лев Борисович рассказал мне о том, как потерял свою жену, которую он очень сильно любил и не представлял без нее своей жизни. Она была необыкновенной девушкой: смелой, преданной, с потрясающей жизненной энергетикой и очень сильной харизмой. Жена Льва Борисовича погибла, когда маленькой Вике было четыре года. Она утонула в море. Лев Борисович отдыхал с ней в Сочи, а Вика в то время была в Москве. Лев Борисович обгорел на солнце и остался лежать в номере, а жена поцеловала его в щеку и сказала, что немного искупнется и вернется в номер. Она взяла летнюю сумочку, надела летнюю шляпку и, улыбнувшись мужу кокетливой улыбкой, ушла к морю. Приближалось время обеда, а жены все не было. Лев Борисович начал беспокоиться и отправился на ее поиски. Увидев на берегу ее шляпку, босоножки и полотенце, он принялся всматриваться в неспокойное море и, подбежав к спасателю, попросил его помочь найти пропавшую жену. Ее тело нашли только вечером. Говорят, она слишком далеко заплыла – возникли судороги. Лев Борисович смотрел на тело жены и не мог поверить, что ее больше нет. Он ругал ее за то, что она слишком далеко заплыла, не рассчитав свои силы. Он ненавидел себя за то, что остался лежать номере и не пошел к морю вместе с ней…

Когда Лев Борисович вернулся домой, то посадил маленькую Вику к себе на колени и попытался ей объяснить, что ее мама уехала слишком далеко, туда, откуда невозможно вернуться, но, несмотря ни на что, они всегда будут помнить и любить маму. А еще он пообещал маленькой Вике, что у нее никогда не будет мачехи, потому что в их семье всегда останется светлая память о любимой маме. Вика хорошо рисовала, и почти на всех ее рисунках была изображена мама. Лев Борисович часто приезжал к морю, делал из Викиных рисунков кораблики и пускал их по волнам. Он не любил море, потому что оно коварно, забрало его любимую женщину. Любовь, предназначавшаяся для двоих, щедро досталась теперь одной, это любимой и обожаемой Вике. Отец с дочерью были неразлучны. Лев Борисович сумел заменить Вике мать и сходил с ума от тоски, когда отправил дочку на учебу в Англию. Был период, когда Вика начала отдаляться, необоснованно злиться, но отец не придал этому особого значения. Все свои силы он отдавал работе и даже не подозревал, что его дочь – наркоманка со стажем. После того как она умерла от передозировки,

Лев Борисович долгое время не мог прийти в себя. Он как будто оцепенел от страшного горя, постигшего его. Окружающие заметили, что Лев Борисович сильно похудел, как будто высох. Мужчина действительно сгорал на глазах, а его самочувствие с каждым днем ухудшалось. И все же он заставил себя доехать до больницы и сдать анализы. Но оказалось – уже слишком поздно. Приговор врачей был неутешительным: запущенный рак, не подлежащий лечению.

Поведав мне свою историю, мужчина вновь глотнул виски и швырнул пустую бутылку в сторону беседки.

– Лев Борисович, вы что, собрались сдаваться? – спросила я обеспокоенным голосом и прижала к себе посильнее плюшевого медведя.

– А что я должен, по-твоему, делать?

– Бороться! – крикнула я.

– Бороться?!

– Конечно, бороться! А по-другому нельзя. И почему вы поверили анализам? Возможно, они ошибочны.

– Я сделал повторные.

– И что?

– Результат тот же самый.

– Что, значит, ваша болезнь лечению не подлежит? Пусть делают операцию! У любого больного есть надежда.

– Мой случай безнадежен. Слишком поздно.

– И вы собрались опустить руки?

– Я просто хочу свыкнуться с мыслью, что жить мне осталось совсем мало, а сделать необходимо очень много. Я не хочу умереть на больничной койке. Я хочу умереть в костюме и галстуке за рабочим столом. Я не хочу лежать и ждать смерти. Я хочу, чтобы она подкралась незаметно, в тот момент, когда я буду весь в делах и заботах.

– Вы не должны думать о смерти! – дернула я за рукав Льва Борисовича. – Ко мне сегодня во сне приходила Вика.

– Она тоже ко мне часто приходит.

– Она не хочет, чтобы я ночевала в ее комнате.

– Ей придется привыкнуть, – пьяным голосом проговорил Лев Борисович и, взяв мою руку, слегка ее сжал. – Послушай, Света, а ты что-нибудь понимаешь в бизнесе?

– Я?!

– Ты.

– Зачем вы спрашиваете? Вы сами знаете. Как я могу в нем хоть что-то понимать?

– А хочешь, я тебя научу?

– Хочу.

– Мне кажется – ты способная и у тебя получится. Я бы хотел успеть тебе передать все свои знания и весь свой опыт. Послушай, помнишь, ты мне рассказывала о том, что твой отец баян пропил?

– Ну, да. Так оно и было.

– Значит, ты играть на нем умеешь?

– Умею.

– Сыграй мне. У меня жена-покойница хорошо на баяне играла. Он в кладовке лежит. Вот здесь, справа. Я к нему даже не притрагивался.

Я пошла в кладовку, вынесла оттуда баян и принялась его настраивать. Потом я обратилась к Льву Борисовичу и спросила:

– Что сыграть?

– Давай нашу, народную! – махнул рукой он. – Каких бы высот мы ни достигали, все равно мы все из народа!

– Точно, – кивнула я и запела: – «По Дону гуляет казак молодой…»

Лев Борисович подпевал мне и, когда эта песня была спета, мы запели другую:

– «Степь да степь кругом…»

В доме зажегся свет. Но ни разбуженная горничная, ни охранник не посмели потревожить нас. Уж больно задушевно мы пели.

– Я научу тебя бизнесу! Ты завершишь мое дело! У тебя все получится! – кричал Лев Борисович и горланил песни. – Умирать, так с музыкой. Света, когда я буду умирать, ты сыграешь мне что-нибудь на баяне?!

– Боже, ну что вы такое говорите!

Подумав, что Лев Борисович просто чересчур пьян и говорит то, что вправе говорить сильно пьяный человек, я помогла ему подняться и отвела его в спальню.

– Я должен завершить свое дело, – твердил он, пока я снимала с него пиджак.

– Конечно, должен! – соглашалась я, укладывая Льва Борисовича в постель.

Моя жизнь переменилась всего за один день. На следующий день Лев Борисович предложил мне поехать с ним на работу для того, чтобы я могла познакомиться с его корпорацией.

– Только ты прости, но я буду называть тебя иногда Викой, – сразу предупредил меня он и опустил глаза.

– Я не против. Для меня это даже большая честь, – призналась я и села вместе с Львом Борисовичем в машину.

Как только мы отъехали от дома, Лев Борисович наклонился ко мне как можно ближе и прошептал на ухо:

– В своей корпорации я представлю тебя как свою дочь от первого брака. В конце концов никому не известно, сколько на самом деле у меня было браков. Пусть люди думают, что я был женат дважды и что у меня еще есть дочь. Если я тебя не представлю в качестве своей дочери, то мои сотрудники будут думать, что ты моя любовница, охотница за моим наследством, и к тебе не будет должного уважения. Пусть думают, что ты носишь фамилию матери. И, пожалуйста, называй при сотрудниках меня папой.