Золушка с планеты принцесс
Шрифт:
— Постой! Ты в тот момент был уже разумным? Или нет?
— А мне-то откуда знать? Жетона-переводчика у меня тогда не было, но русскую речь я понимал прекрасно. Сам себя я считал думающим созданием, однако для высших Улья я до сих пор только исполнительный механизм.
— Организм, — машинально поправила Даша. — То есть фермики, даже если считаются неразумными, вовсе не обязаны быть таковыми.
— Обычно, границу между разумными и неразумными проводят, выявляя способность к абстрактному мышлению. Помнишь, как Толстой в приключениях Буратино это подчеркнул?
— В задаче про яблоки? Которые ни в коем случае нельзя отдавать Некту? Точно! Деревянный мальчик не воспринял отвлечённого примера, значит, он неразумен.
— Ну…не так сильно, Даша! Не то, чтобы совсем неразумен, но, несомненно, глуп.
— Пожалуй. Так я вообще о чём хотела поговорить. О том, почему неразумные фермики слушаются одних Хомо, и не слушаются других. И ты мне намекнул, что у вас происходит анализ наших поведенческих реакций на контакт. То есть — меня ты сразу принял за… кого?
— Ну, ты совладала с собой. Обуздала испуг, спрятала отвращение и воспользовалась моей помощью. Это признаки разума, что, в пределах Улья, приписывает тебе высокий статус. Отсюда и подчинение со стороны низшего, то есть меня — исполнительного организма.
— Как всё просто! Но в пределах этой модели нет объяснения, почему светлячки прошлой кладки отказались от приглашения Фёдора Семёновича. Он их позвал, а они не пошли.
— Так Семёныч-то их боится. Анализ его моторики указывал на это однозначно.
— Совсем запуталась. Я на абрикосе тоже мандражировала, но ты меня послушался. А воспитатель, хоть и сохранил внешнюю невозмутимость, оказался низкостатусной особью?
— На абрикосе я не тебя слушался, а выполнял распоряжение нашего старшего. Зато у тебя после этого эпизода негатив к фермикам вообще прошёл. У твоей мачехи и сестёр это случилось уже в процессе первого причёсывания — ни одна из них ни разу не попыталась смахнуть таракашку. И светлячки сразу стали с ними отлично взаимодействовать. Зато Таша до сих пор внутренне сжимается от одного только нашего вида.
— Ты мне совсем мозги запудрил, негодник. Лучше скажи прямо — кусать детей, или не кусать?
— Конечно кусать, — Йода прихлопнул хвостом муху, залетевшую на веранду. — Я, правда, так и не понял, помнят ли об этом светлячки, зато покусанные ребята совсем по-другому начинают относиться к нам. С пониманием, что ли. Рефлекторный страх уже обуздан, брезгливость преодолена, и возникло желание обладать светлячками — это же не только замечательные игрушки, но и очень полезные средства коммуникации.
Оли и Ками приехали на каникулы, зато папа собрался на Землю — там будет проходить симпозиум физиков-теоретиков. Собрав чемодан, он вышел на веранду, посмотрел на супругу и детей, собравшихся его проводить, и скомандовал: «К бою!».
Домочадцы мигом распахнули дверки стенных шкафов и экипировались. Толика упаковали в переносной кевларовый бокс, сами обрядились в форму, на головы надели тактические шлемы, вооружились — минуты не прошло, как залегли в неприметных канавках рядом с домом, заняв круговую оборону.
— Все — ко мне, — распорядился глава семейства. — Молодцы, девчата. Теперь не страшно оставлять вас одних. Отбой тревоги, — добавил он уже затаскивая чемодан в подъехавшее такси.
— Мне всё больше и больше нравится наша безумная планета, — мачеха смахнула слезинку и посмотрела вслед удаляющемуся автомобилю. — Даже процедура прощания с семьёй здесь на редкость бесчеловечна. Но необычайно бодрит и вливает в организм просто вёдра оптимизма.
Стану петь я песни, Косы я расправлю, Пуще всех соколиков Сокола любя. Да с дарёной пикой, Да с дарёной саблей Мимо всей станицы Провожу тебя,— пропела Оливия. — Всё правильно, ма! Фронтир, постоянная готовность к опасностям. Хочешь, чтобы всё было хорошо — не расслабляйся и не жалей себя по пустякам.
Камилла достала братишку из сундучка. Тот обрадованно загулил и потянул руки к подошедшему Рваному. У стены «складывался» в ящик Юморист, Стражи забирались под дом — команду главы семейства выполнили все домочадцы.
— Оли! — вдруг спохватилась Даша. — Хочу потолковать с тобой с глазу на глаз, — девочки отошли за угол веранды. — Покажи ка мне твоё запястье. Всё правильно — видишь витую верёвочку бледной татуировки?
— Ой! А я и не видела! Откуда она у меня появилась?
— А ты не заметила, как к тебе стали обращаться фермики?
— Царевной называют, как и тебя.
— И беспрекословно слушаются?
— Точно. Так о чем это говорит? Расскажи, Даша.
— Не здесь и не сейчас. А то мы можем дом поломать или перепугать кучу народу. Или… даже не знаю. Ты погоди чуток. И помалкивай пока про это. Опять же у Ками тоже хитиновый доспех откуда-то взялся. То есть панцирь, который вместо бронежилета. Это большая редкость. Я думала, что только у меня одной такой есть.
— И с чего это ты удумала, будто только у одной тебя может быть такая клёвая вещица? — продувная физиономия Камиллы появилась из-за угла.
— И ничего-то я не удумала, а просто раньше ни у кого больше ничего подобного не видела. Ни на сборах, ни во время учебных тревог. А ну — иди сюда. Ёксель-моксель! И у тебя тоже! — воскликнула Даша, впившись взглядом в запястье средней сестры.
— Э-э…? Что это?
— Лучше не спрашивай. Снимаем с себя амуницию и бегом в лес.