Золушка в шоколаде
Шрифт:
В отличие от красивого, статного, рано созревшего Василия Митя рос щуплым, тощим – дунь, и он развалится. Алевтине было жаль мальчика, он выглядел недокормленным. Когда Митя пошел в первый класс, Липа окончательно спилась, из клиники ее уволили, несмотря на то что научным центром теперь руководила любимая ученица Ивана Васильевича Жанна Калиоповна. Липа скатывалась все ниже и ниже, семью кормил Василий. Он каждое утро уезжал в город и вечером возвращался, парень явно где-то работал, но кем и сколько получал, он никому не сообщал. Маленький Митя тоже держал
– Не знаю ничего про Васю, сами у него спросите, я маленький.
Однажды Коростылева не выдержала и, тряхнув Митю за плечи, гневно спросила:
– Немедленно рассказывай, чем Васька занимается?
Митя попытался выскользнуть, но сплетница была намного сильнее тщедушного мальчика, она с силой сжала ему плечи и приказала:
– Говори!
Митя тоненько заплакал, Света оттолкнула его и ушла. Через полчаса в кухню барака ворвалась милиция, участковый нес на руках зареванного Митю. Поставив мальчика на пол, мент сказал:
– Ну, успокойся и скажи, которая тетя тебя побила?
– Она, – указал на Свету Митя. – Каждый день пристает, щиплет, бьет.
– Эй, эй, – попятилась Коростылева, – офигел?
Милиция не дала Свете возможности заорать, сплетницу увезли в отделение, где показали заключение врача, в котором значилось, что плечи, руки, ноги, живот мальчика покрывают синяки. Митя уверял, что их оставила Света.
– Он врет, – рыдала Коростылева, – врет, врет!
Менты устроили очную ставку, и здесь Митя показал себя во всей красе. Сначала он при виде Коростылевой прижался к стене, затрясся, заплакал, а когда Света завопила: «Наглый лгун!» – мальчик вдруг спросил:
– Разве за плечи не хватали сегодня? Сами вы врете.
– Так что с плечами? – нахмурился участковый.
– А нас баба Катя видела, – подал голос Митя, – она за всеми из своей комнаты подглядывает…
Привели старуху, та подтвердила слова малыша. Не отказала себе в желании и приукрасить события.
– Еще и головой об стенку шандарахнула, – заявила пенсионерка. – Светка, она такая, слишком бойкая.
– На срок тянет, – побарабанил пальцами по столу участковый. – Как поступим? Говори, Митя.
– Нам ремонт нужен, – деловито ответил ребенок, – пусть тетя Света комнату в порядок приведет, тогда я заявление заберу. Но если она еще раз ко мне прикоснется, скажу, что изнасиловать хотела, совращала!
Коростылева ахнула, а милиционер крякнул:
– Далеко ты, Митя, пойдешь!
– Сам о себе не позаботишься, никто не поможет, – отозвался тот.
Пришлось Свете клеить обои и белить потолок. Но недолго Митя радовался чистоте. Василия посадили в тюрьму. Дали, правда, немного, и он скоро вернулся, но Олимпиада окончательно утонула в водке. Она продала все, что можно, а когда добралась до мебели, Митя исчез. Никто так и не узнал, куда подевался бойкий мальчик.
Глава 20
– Ну и как тебе мой рассказ? – осведомилась Алевтина Петровна. – Хороша у кавалера биография? С виду-то Вася красавец!
– А
– Снова здорово! Специально же рассказала, чтобы ты поняла: Василий – уголовник и врун, – возмутилась бывшая докторша.
И тут из открытого окна полетели крики. Алевтина подскочила к распахнутой раме. Я последовала за ней.
По большой площадке медленно бродили люди, одетые в разноцветные спортивные костюмы. Один мужчина сидел на земле и, вырывая пучки чахлой травы, выл сиреной:
– О-о-о-о!
От желтого корпуса бежали две женщины в белых халатах. Очень быстро они преодолели небольшое расстояние и склонились над несчастным. Одна стала ласково гладить больного по голове, другая ловко, прямо через одежду, сделала укол.
– Ему плохо? – спросила я.
Алевтина Петровна вскинула брови.
– Да нет, просто он возбудился.
– А по какой причине?
– Кто ж знает, – грустно ответила она. – Как говорится, не дай мне бог сойти с ума, нет, лучше посох и сума.
– Следовательно, где Митя, вы не знаете? – попыталась я вернуться к основной теме разговора.
– Я не интересовалась мальчиком.
– А где живет Василий?
Алевтина Петровна встала.
– Найди себе другого. Пойми, уголовник был тут последний раз месяцев шесть тому назад. Уж не знаю, зачем прикатил, только пробыл недолго, с полчаса у бабки провел и уехал. Я тебя понимаю, он парень красивый, молодой, небось конь в кровати, но лучше от такого подальше держаться. Ясно? Больше мне сказать нечего.
– Может, Олимпиада в курсе?
– Ну ты и настырная! – восхитилась Алевтина. – Липа совсем без ума и пьяная всегда. Если трезвеет, то связных слов от нее не жди, с Райкой Клюквиной они близняшки. У той и фамилия соответственная – Клюквина, вот и клюкает.
Неожиданно в голове заворочались смутные воспоминания: «Клюквина клюкает…» Кто, где и когда говорил мне эту фразу?
– Вдвоем они поддают, – продолжала тем временем Алевтина Петровна, – и от обеих внуки удрали, от Раисы Олечка вон подалась. Хорошая такая девочка, тихая, аккуратная, все бабушку просила: «Не пей, пожалуйста!» Только разве Райку остановить? Ей и в голову не приходило внучку послушать. Золотая девочка мерзавке досталась. Ей-богу, усомнишься в генетике! Мать квасила без устали, отец такой же, и оба они сгинули невесть где, бабка Раиса с волосами проспиртовалась, а внучка умница, на одни пятерки училась. Ее здесь все Лапочкой звали.
– Как? – подскочила я.
– Лапочкой, – повторила Алевтина Петровна. – За свой милый характер девочка прозвище получила. Дружили они, Митя и Олечка, крепко. Хоть и маленькие, а друг за дружку держались. Сколько же Оле лет было, когда она пропала, – одиннадцать или двенадцать? Не вспомню. Ну и времена настали в нашей стране, темные, страшные, дети из родных стен прочь рвутся! Мне Лапочка очень нравилась, вот и забеспокоилась – смотрю, девочки третьи сутки не видно. То, бывало, на кухне ее встретишь, то у туалета столкнешься, а тут ну ни разу не мелькнула…