Золушка
Шрифт:
— Вот-вот».
Молчание. Голос женщины:
«— Ой, откуда он у тебя такой?
— Тебе нравится?
— Я его обожаю! Давай его сюда!»
Скрежет пружин кровати.
«М-м-м…»
Тишина.
Мэтью смотрел на рисунки углем. Разглядывал лицензию Отто. Потом перевел глаза на здание банка, видное через окно. Голос Неттингтона: «Не останавливайся, Рита!»
Неясные звуки.
«Глубже, милый».
Тяжелое дыхание.
«Ну вот. Все».
И еще один тяжелый вздох.
«Господи Иисусе, Боже мой!»
Стон.
Тишина.
Только
Снова голос Риты:
«— Это было хорошо, а, бэби?
— Никто не сравнится с тобой.
— А Карла? Что ты скажешь о своей жене, бэби?»
Молчание.
Неттингтон:
«— Хочешь сигарету?
— Давай. Слушай, как насчет Четвертого?» [8]
Чирканье спички.
«— Спасибо.
— Я сейчас принесу тебе пепельницу.
— Для нашего с тобой уик-энда. Четвертое приходится на пятницу».
8
Имеется в виду четвертое июля, когда в США празднуется День независимости.
Молчание.
Потом голос Неттингтона, приглушенный расстоянием:
«Я не думаю, что мы…»
Голос становится слышнее: видимо, Неттингтон подошел с пепельницей к кровати.
«— Не думаю, что мы можем себе это позволить сейчас.
— Мы могли бы уехать в четверг вечером и вернуться в воскресенье.
— Слишком рискованно.
— Это был бы дивный долгий уик-энд, Дэн.
— Не теперь. Мне кажется, она меня подозревает.
— Вот как!
— Именно так, она что-то заподозрила.
— А почему ты…
— Просто чувствую.
— Она что-то говорила?
— Нет.
— Тогда какого хрена?
— Пойми, я не хочу…
— А мне — насрать, знает она или нет, понял?
— Сейчас неподходящее время, вот и все. Я просто не хочу, чтобы она узнала именно теперь.
— А когда настанет подходящее время, Дэн?
— Не теперь. Если мы решимся, надо все подготовить.
— Вот именно, подготовить.
— Иначе она уйдет вместе с моими денежками.
— Ты никогда не оставишь ее, Дэн.
— Это неправда, Рита.
— Правда. Ты не решаешься увезти меня даже на уик-энд — и ты еще говоришь, что оставишь ее?
— Ну ладно тебе…
— Ты даже не смеешь пригласить меня пообедать.
— Не сейчас, Рита.
— Я должна только мечтать.
— Пойми, сейчас опасно.
— Почему? Если она даже ничего не говорит…
— Не говорит, но…
— Тогда почему ты так думаешь?
— Просто такое ощущение. Мне кажется, я видел одного типа.
— Что ты имеешь в виду?
— Даже не знаю. Говорю тебе, такое ощущение.
— Ты кого-нибудь видел? Здесь? Сегодня вечером?
— Я не уверен.
— Но здесь? Сегодня?
— Да нет. Пару дней назад. Просто ощущение».
Молчание. Немного погодя:
«— Я не хочу, чтобы нас засекли, Рита.
— Никто нас не засечет.
— Не хотелось бы.
— Ничего с нами не случится».
Глубокий вздох. Молчание.
«Сколько у нас еще времени?»
Это женщина. Неттингтон не отвечает.
«— Дэн?
— М-м-м…
— Что ты там делаешь?
— Смотрю.
— На что?
— На машину на той стороне улицы. Она была тут, когда я пришел?
— Какая еще машина?
— На той стороне.
— Как она выглядит?
— Да отсюда не разберешь.
— Хотя бы какого цвета?
— Синяя. Или зеленая? Иди сама посмотри.
— Не хочу я на нее смотреть.
— У тех, кто живет на той стороне, есть синяя машина? Или зеленая?
— Откуда мне знать, что там у них есть? Когда тебе нужно уходить сегодня?
— У меня еще час или около того.
— Тогда иди ко мне».
Тишина. Лента движется, воспроизводя теперь не слова, а только звуки.
Тяжелое дыхание.
Рита стонет.
«Ох, Боже мой, дай его мне!»
Вскрикнула.
Пленка кончилась.
Глава 3
Кубинцы, которые искали Элис Кармоди, наконец нашли ее в понедельник в три часа дня. Один из них спросил: «Где Джоди?» — но у него был такой акцент, что сначала Элис даже не поняла, о ком он говорит. Переспросила: «Кто?» — и ей влепили пощечину.
Что же это такое, позор и стыд, эти вонючие спики [9] таскаются по всему Майами-Бич, чего доброго, скоро доберутся до Канзаса. Впрочем, Элис понятия не имела, где он, Канзас. Она жила в дешевом отеле на углу Коллинз-авеню и Шестой улицы, здесь они ее и застукали. Элис была наркоманкой и сегодня не имела дозы с десяти утра, а эти двое, вонючки чертовы, задавали вопросы, которых она не могла понять.
— Твоя систа, — пояснил один.
— Tu hermana, [10] — сказал по-испански второй.
9
Спики — пренебрежительное прозвище кубинцев.
10
Твоя сестра (исп.).
— Что?! — удивилась Элис, но тут же сообразила, что второй вообще не говорит по-английски. «Вонючка испанская!» — обругала она его про себя, но он, должно быть, умел читать мысли, потому что влепил ей вторую пощечину. Потом он начал что-то быстро-быстро говорить по-испански тому, кто лопотал по-английски. Выпалил не меньше трех тысяч слов, но Элис поняла только одно: Эрнесто. Значит, первого, который мог говорить на английском языке, — не на приз, ясное дело, но все-таки можно разобрать, что это английский, — зовут Эрнесто. А как зовут второго, она пока не поняла.