Зона Севера. Двуединый

Буторин Андрей Русланович

– А я тебя сейчас зубами достану, гаденыш! – свирепо оскалившись, рванулась с лавки осица. – И крови будет очень много!

– Тихо ты, тихо! – схватил ее за плечи Ломон. – Ну вот, а еще просишь, чтобы я тебя развязал…

– Ладно, не развязывай. Потому что я его точно тогда убью. И тебя заодно, если мешать будешь. Лучше скажи: куда мы едем?

– В Канталахти.

– Что?! – вскинулась Олюшка. – На кой еще хрен?! А ну, назад поворачивайте!

– На кой хрен едем – расскажу чуть позже. А вот назад не повернем точно, мы уже слишком далеко уехали. Тем более сама знаешь, что нас ожидает возле реки. Кстати, а ты случайно

и вправду не знаешь, что это было?

– Сама раньше не сталкивалась, – неохотно проворчала осица. – Но очень похоже по рассказам тех, кто сталкивался, на «жертвенник». В эту оказию если один попадешь – ничего тебе не будет, даже не заметишь. Ну, может, чуть голова заболит. А вот когда несколько человек… Эта гадость не просто больно тебе делает, физическая боль лишь ее инструмент. Она насыщается твоими душевными муками, когда ты посылаешь на смерть того, кто с тобой рядом.

– Не все от этого сильно мучаются, – буркнул под нос Ломон, но Олюшка услышала.

– Да уж понятно, что не все, – сверкнула она кровожадным взглядом на Подуху. – Вот бы этих двоих в «жертвенник» запустить! Когда двое – это для той оказии самое наслаждение.

– Почему? – не понял двуединый.

– Потому что «жертвенник» очень любит поиздеваться над людьми особо извращенными способами, – вроде бы даже с интересом принялась объяснять начитанная, а потому грамотно и образно изъясняющаяся осица. – Может даже показаться, что эта оказия обладает разумом, но я думаю, что она просто хорошо изучила человеческое поведение, вот и пытается сделать так, чтобы повкуснее насытиться. Потому от одного человека ей проку нет, тому не из-за чего перед ней душевно мучиться. Когда людей несколько – тут как повезет, ведь и в самом деле не все из-за других морально страдают, лишь бы тебя самого не трогали, – тут она снова зыркнула на Подуху, и парень невольно поежился. – Но самое для «жертвенника» удовольствие, когда попадаются двое.

– Но ведь когда двое – нет большинства! – не выдержал Ломон. – «Жертвеннику» некого убивать, а значит, и мучиться будет некому.

– Вот тут-то главная хитрость и кроется. Когда двое – большинством можно только спастись. То есть каждый из этой везучей парочки должен отказаться принести другого в жертву. Но человеческая психика такова, что ты, пусть даже неосознанно, ждешь от второго в такой ситуации худшего. Понимаешь: не успею выбрать его в жертву я – он выберет меня. И всегда хотя бы один выбирает другого, а чаще – оба. Но вот этот момент, когда ты считаешь второго своим врагом, хотя на самом деле, может, это твой лучший друг; это чувство животного ужаса, ожидания подлости от ближнего своего, стремление успеть предать другого, пока он не предал тебя, настолько сладостен для «жертвенника», что он буквально досуха выпивает эмоции струсившего человека, после чего, даже если тот не умирает от депрессивного шока сразу, все равно уже не способен жить в Помутнении.

– Но неужели не было такого, чтобы оба человека отказывались жертвовать друг другом?

– Говорят, один раз было. Когда в «жертвенник» попали мать с маленьким сыном. Она слишком любила ребенка, чтобы им пожертвовать, а тот чисто инстинктивно не хотел никому отдавать маму. Но ты ведь знаешь, что исключение только подтверждает правило?

– Хочешь сказать, что все люди по определению дерьмо? – скрипнул зубами двуединый.

– А ты оглянись вокруг! Не были бы они дерьмом, мы бы все в такой заднице оказались бы?

– Это скорее всего сотворил взбесившийся искусственный разум, – отвел глаза в сторону сталкер.

– А кто его создал, этот разум? Заскучавший бог? Или заехавшие на праздничный пикник марсиане? – Помедлив, осица негромко сказала: – Ну, хорошо, ты – не дерьмо, не стал ни мной, ни кем-нибудь из этих жертвовать… За это расскажу тебе, о чем попросишь, но только и ты расскажешь, что обещал. И все равно ты тоже исключение, подтверждающее правило, так что сильно не радуйся. А правило – вон, на полу пованивает, где ему и место.

Подуха вскочил, словно подброшенный пружиной, стал искать глазами свободный участок на лавках, но огромный Зан полностью занимал одну из них, а на второй можно было сесть только рядом с Олюшкой, чего трубник делать не стал и, вновь опустившись на пол, с вызовом бросил:

– А ты сама-то кого в жертву назначила? Уж всяко не промолчала!

– Не твое дело! – огрызнулась осица.

– Вот-вот! – торжествующе закивал Подуха. – Назначила же кого-то! А еще строит тут из себя праведницу.

– Я пузана назначила, – все-таки призналась Олюшка. – Потому что он первым мной пожертвовал. Да еще выл, как баба. Терпеть не могу воющих мужиков.

* * *

Какое-то время все трое молчали – каждый, вероятно, о своем, а потом двуединый, сдвинув брови, сказал:

– Предлагаю забыть этот эпизод. Ситуация была слишком неоднозначной, да и наши отношения друг к другу – тоже, так что кто кого назначил в жертву, пусть остается у каждого на совести, но попрекать, а тем более мстить за это не стоит.

– А я буду! – с вызовом вздернула голову Олюшка.

– Что именно будешь? На самом деле попытаешься убить Подуху с Васютой? Допустим даже, тебе это удастся. И что потом? Управлять вездеходом мы с тобой не умеем, пешком мы хоть в одну, хоть в другую сторону не дойдем. Так что, убив их, ты убьешь и нас с тобой тоже.

– Ну и пусть, – проворчала осица, но видно было, что до нее стало доходить истинное положение вещей.

А еще Ломон только теперь обратил внимание, что Олюшка ничего не спрашивает о пристегнутом к лавке выключенном Зане. Да, она еще с первой их встречи знала, что это кибер, но ведь наверняка должна была заинтересоваться, что с ним случилось. А поскольку молчит, значит, это ей откуда-то известно. И это, вероятнее всего, связано и с тем, как она вообще очутилась в багажном отсеке вездехода. Поэтому двуединый сталкер строго на нее посмотрел и четко произнес:

– Насчет этого я все сказал, возвращаться не буду. Только Васюте еще разъясню потом. А сейчас твоя очередь объясняться. Рассказывай, как ты здесь оказалась.

– Расскажу, – проворчала Олюшка. – Но только тебе. А этот пусть выйдет, – мотнула она головой на Подуху.

– Не придуривайся! – начал злиться Ломон. – Куда он выйдет? На ходу в лес выпрыгнет?

– Ну, пусть уши чем-нибудь заткнет.

– Послушай, дорогая моя, – произнес двуединый тоном, от которого осица едва заметно поежилась. – Хотим мы того или нет, но мы все сейчас – одна команда, как бы мы друг к другу ни относились. Мы находимся во враждебной человеку среде, ты сама это прекрасно знаешь. А если мы еще будем враждовать и друг с другом – мы только поможем Помутнению нас всех прикончить. И разбежаться сейчас в разные стороны мы не имеем возможности, поодиночке нам тут не выжить. Веришь?