Зона сумерек
Шрифт:
Наверное он прав. Хотя Даяна и Вивиан нашли бы тысячу возражений. Но я не хочу искать возражения и значит — не найду. Мои подруги намного умнее меня и обычно я им завидую. Но сейчас я не хочу быть умной. Я хочу, чтобы Рей поцеловал меня. И, по всем законам Города Дождя мое желание немедленно сбывается — он делает всего один шаг и оказывается рядом. Так близко, как бывало и раньше, но только во сне, который я старалась поскорее забыть поутру. Я закрываю глаза и прекращаю свое долгое и бессмысленное сопротивление. И моя награда — миг вознесения, от которого на темном небе вспыхивает радуга: многоцветная, яркая, осветившая город на много
Нет, этой ночью Охотники точно не придут. Души, способные зажечь радугу, им не под силу.
Эта ночь — сестра моя и сводница.
Отсекая беспричинный страх
Свет рогатой свахи переломится
На больнично-белых простынях.
Эта ночь несется шалым рокером.
Жжет язык отравленным вином.
Беззаконным, пьяным счастьем — джокером
Гиблым, как зеленое сукно.
Эта ночь святая и цыганская.
Светят плечи в сумраке густом.
И горит эмблема мусульманская
Над покровским золотым крестом.
6.
Очередной вечер в Городе Дождя, по моей классификации, следует считать не просто удачным, а супер-счастливым. Во-первых, появляются друзья. А вовторых, без приглашения, что вдвойне приятно. Значит пришли не из вежливости а по зову сердца.
Сегодня никаких витражей и люстр из богемского стекла программой не предусмотрено. Я появилась в своих апартаментах всего за час до гостей и единственное, что можно успеть в таких условиях — это помыть чашки и розетки для варенья.
Вивиан возникает в дверях внезапно, хотя я и предупреждена о визите сторожевым фенакодусом (похожим отчасти на пони, отчасти на собаку), он чует Вивиан за сорок минут до появления и принимается отчаянно крутить хвостом и стучать в дверь копытцами. Тем не менее, Вивиан всегда возникает внезапно, вместе с южным ветром и свистом флейты. Видимо, она тоже принцесса. Мы не говорим на эту тему — она под негласным запретом. Я готова зубами и когтями драться с любым, кто рискнет оспаривать мое право на Город Дождя, но боюсь, если это будет Вивиан — я уступлю без боя. Я люблю ее… Нет, не стоит об этом сейчас, когда часы на ратуше, похоже, отсчитывают мои последние деньки в Городе Дождя. А всего мгновение назад я подумала, что почти забыла об уходе. Додумать эту мысль я не успеваю. Непосредственная Вивиан огорошивает меня новостью прямо с порога:
— Представляешь, собор исчез!
— Слава богам! — вырывается у меня вместе с искренним вздохом облегчения, — терпеть не могла эту каменную дуру.
— Да брось ты! Красивый был собор. Стильный.
Я не спорю. Я с ней вообще стараюсь не спорить. Она соображает быстрее меня, и через пять минут словесного поединка я все равно буду в ауте. Тем более, что на этот раз я, кажется, знаю, почему исчез собор. Вот только не знаю хорошо это или хуже не придумаешь.
— У меня возникло мрачное подозрение, — изрекаю я, сидя верхом на стуле с полусодранной обивкой, — собор исчез после того, как случилось нечто, чего не должно было случиться. Или до того… Наверное, это важно. Нечто невозможное…
— Правило 1, - напоминает Вивиан.
— Невозможное по этическим соображениям, — поясняю я, — мне вот подумалось, кто кого опередил — я нарушила один из Запретов потому, что исчез собор, или твоя приятельница окончательно спятила и от этого… Меридиан лопнул.
— Розали, а что появилось раньше, курица или яйцо? — Вивиан не падает в обморок. Она даже не бледнеет.
— Отстань, — с облегчением смеюсь я, — на этот вопрос тебе ответит любой юный натуралист. Разумеется, яйцо. А снес его динозавр. Они появились намного раньше куриц и тоже были яйцекладущими.
Улыбка Вивиан становится еще веселее.
— Розали, это профанация проблемы, и вдобавок, довольно грубая.
Даяна появляется в самый подходящий момент, чтобы развести нас по разным углам ринга. Она проходит на середину кухни, подвигает стул, садится и сразу вносит ясность:
— Науке неизвестно, что появилось раньше, курица или яйцо, бог или черепаха, но наука точно знает что разум появился раньше, чем сдерживающие центры. Неандертальцы уже были вполне разумны, но лобных дуг у них не было, то есть в этом плане никаких запретов они попросту не знали. Город Дождя построен по той же модели и наши этические категории к нему неприменимы. Розали, первое правило социалистического общежития — никогда не прячь любовника в холодильнике. От неожиданности я давлюсь кофе и долго кашляю. И Даяна, со знанием дела стучит меня по спине. Откуда сведения — спрашивать бестактно. Скорее всего она догадалась. С логикой у нее полный порядок, даже чуть лучше. Шок от неожиданного открытия проходит быстро. Видимо — не шок и был.
— В общем, Розали, ты права, — говорит Вивиан, — если тут вообще может идти речь о правых и виноватых. Твои действия — это нормальная реакция нормального человека на ненормальную ситуацию. Женщина должна быть счастлива в любви, даже если это ведет за собой крушение мира.
— Спелись, — фыркает Даяна. Но в ее голосе я тоже не слышу особого осуждения. Я знаю ее страшную тайну. Она — романтик. Безнадежный.
В принципе, я это предвидела. Может кто-то и осудит меня, только не они. Ребенок делит людей на «хороших» и «плохих», взрослый на «своих» и «чужих», а что до того, кто прав, так наверное оба левые.
— Все это хорошо, но вопрос не в том, здороваться нам с Розали, или переходить на другую сторону улицы, здороваться будем, — задумчиво произносит Даяна, глядя куда-то мимо чашки, — но ведь Запрет-то нарушен и никуда от этого не денешься.
— И что теперь будет, — спрашиваю я, невольно подражая ее манере и, похоже, действительно кажусь невозмутимой.
Однозначного ответа нет. Но чаще всего связь человека и тари ведет за собой развоплощение.
— То есть?
— Тари утрачивает стабильность и просто перестает существовать как живой организм, и неважно, как это будет выглядеть, катастрофа или сердечный приступ, а человек чаще всего сходит с ума. Где тонко — там и рвется. Благословите ее, Великие боги! У Даяны есть редчайший дар — самую страшную правду она может сказать так, что человек не испугается.
— Почему это происходит?
— Точно неизвестно. Одна из версий — слишком сильное нервное напряжение. Любовь — это ведь, прежде всего, сильнейший стресс. В хорошем смысле слова. Видимо, в таких случаях стресс усиливается и на каком-то этапе переходит безопасную границу.
Вивиан уже давно смотрит на нас с тревогой.
— И у кого, — спрашивает она наконец, — «последствия» проявляются раньше, у человека или тари?
— Чаще всего гибнет мужчина, — так же ровно отвечает Даяна, — не зависимо от того, человек он или тари. Но бывает и наоборот.