Зорге. Загадка «Рамзая». Жизнь и смерть шпиона
Шрифт:
Зорге нашел своего самого ценного сотрудника, «первого и самого важного помощника».
Одзаки часто посещал собрания ячейки внутри Восточно-Азиатской школы режиссуры, и на одном из них познакомился с японским журналистом по имени Каваи Текиши, приехавшим в Пекин в 1926 году и ныне работавшим в газете «Шанхай Уикли».
Японское вторжение в Маньчжурию в сентябре 1931 года изменило декорации на дальневосточной политической сцене. Станет ли этот «инцидент» прелюдией к дальнейшему продвижению Японии в провинции Северного Китая? Как скажется японская агрессия на судьбе борющихся политических сил в других частях китайской земли? И, самое главное,
«Зорге, Смедли и я обсуждали все эти события», – позднее говорил Одзаки. Потом он привлек Каваи. Встреча состоялась в одном из излюбленных мест – в китайском ресторане на Нанкин-роуд. Одзаки выступал в качестве переводчика, и он же, вероятно, подготовил Каваи для интервью. Зорге попросил Каваи совершить поездку на север Китая и в Маньчжурию, чтобы ответить на четыре вопроса: как идет становление нового «независимого», контролируемого японцами государства Маньчжоу-Го; какова позиция, занятая после маньчжурского инцидента полуавтономным японским гарнизоном, расположенным в этом районе и известным как Квантунская армия; какова политическая реакция «белых» русских, мусульманских и монгольских меньшинств; и, самое главное, умонастроения в этом северном пограничном районе по отношению к Советскому Союзу.
Когда Каваи вернулся из этой поездки, потребовалось несколько встреч, чтобы прочитать его письменный отчет, причем одна из этих встреч состоялась на квартире мисс Смедли. Зорге никогда не задавал уточняющих вопросов о деталях, не был дотошен в мелочах, но желал услышать впечатления Каваи о ситуации в целом. «У меня есть и другие источники», – говорил он. Вскоре Каваи был арестован японской полицией в Шанхае, которая допрашивала его, но потерпела неудачу в попытках раскрыть его подпольную деятельность. Через три недели он был освобожден.
Сражение, разразившееся в Шанхае 28 января 1932 года между японским военно-морским гарнизоном и 19-й китайской пехотной армией, обнаружило в драматической и концентрированной форме силу и слабость нанкинского режима, отношение британского и американского правительств к Чан Кайши, а также цели и задачи экспансионистской политики Японии в отношении Китая – той самой главной мишени Зорге, на которую ему указали в Москве.
Как писал сам Зорге:
«Начало сражения в Шанхае в 1932 году отметило новую тенденцию в политике японской дипломатии, хотя, конечно, в то время мы не знали определенно, была ли это просто случайная стычка или же это была японская попытка захватить Китай вслед за приобретением Маньчжурии. Было также невозможно сказать, двинется ли Япония на север, по направлению к Сибири, или же на юг, в Китай. Моя работа стала намного более важной после «шанхайского инцидента». Мне пришлось вскрывать истинные намерения Японии и подробно изучать боевые приемы японской армии на примере сражения в Шанхае.
…Я видел китайские оборонительные позиции, и я видел также и японские ВВС, и морской флот в действии. Китайские солдаты были очень молоды, но весьма дисциплинированны, хотя большинство из них были вооружены одними гранатами».
В волнении, с ностальгией по окопам, сам Зорге передавал гранаты китайским солдатам. Он сам наблюдал за сражениями, которые велись в разных районах города, а затем получил еще и информацию о японской боевой тактике от немецких
Относительно главного направления японской политики Зорге получил «весьма полезную информацию» от Одзаки, который сразу же после инцидента написал специальный отчет, в основу которого были положены интервью с японским военным атташе, служившим в японском консульстве в Шанхае.
На японцев произвела большое впечатление реакция китайцев на инцидент. За инцидентом последовало создание нового коалиционного правительства в Нанкине, а также значительно расширилась и укрепилась база режима Чан Кайши, о чем Одзаки также удалось узнать достаточно подробно.
Все эти данные послужили основанием для подробного отчета, который Зорге сам написал и отправил в Харбин весной 1932 года для дальнейшей передачи в Москву. Информация, изложенная в отчете, представляла для России особый интерес. Советская политика в отношении Китая зависела от оценки относительной силы Чана и коммунистов, и если, анализируя «шанхайский инцидент», можно было бы сделать вывод, что Чан в состоянии возглавить сопротивление японскому проникновению на китайскую территорию, то в таком случае отношение Советов к Китайской коммунистической партии выглядело бы несколько неискренним.
Главным достижением Зорге в Китае стало снабжение Москвы жизненно важной информацией, «которая помогла определить политику Коминтерна по отношению к Китайской коммунистической партии».
Кроме китайских и японских информаторов, Зорге в своей деятельности полагался также и на европейские источники информации. Это были, главным образом, немецкие бизнесмены, сотрудники консульств, члены группы военных советников в Нанкине. Но общение с ними ни в ком случае не подразумевало попытку вербовки агентов – источники эти были обычными рабочими контактами профессионального журналиста.
Было лишь одно возможное исключение: д-р Г. Войгт или Войдг – один из представителей германской электротехнической фирмы «Сименс». Зорге хорошо его знал и посылал в Москву экономическую информацию, полученную от д-ра Войгта – даже уже после китайского периода. Зорге однажды сказал Клаузену, что в случае его ареста или если он вынужден будет вдруг резко сменить свое местожительство, Клаузен должен будет найти номер телефона Войгта и восстановить с ним связь.
Но есть данные, свидетельствующие, что Войгт в Китае работал на немецкую военную разведку. Он был, тем не менее, частым спутником Зорге в Шанхае, и тайна эта так и остается нераскрытой.
Весной 1931 года Вейнгартен передал Зорге сообщение, полученное из Москвы, в котором говорилось, что к группе присоединяются еще два агента, и что один из них – «Поль» – остановился в «Палас-отеле», а другой – «Джон» – в отеле «Франция».
«Поль»; по-видимому был прибалт; как и многие другие советские агенты того времени. Он имел звание полковника Красной Армии и был специалистом по военным вопросам.
Второй из новоприбывших; «Джон»; вошел непосредственно в группу Зорге. Был он, по словам Зорге; бывшим членом Польской коммунистической партии. Его нынешняя функция состояла в том, чтобы взять на себя шифро- и фотоработы. Он снял дом на авеню Жоффре во французской концессии; и дом этот стал одним из основных мест для встреч членов группы. Обычно эти встречи происходили по вечерам; когда слуги-китайцы уходили домой. Фотографии документов; предназначенных для передачи в Москву «Джон» делал у себя в ванной; а затем передавал их Зорге. Он открыл также небольшое фотозаведение на Северной Сычуаньской улице; чтобы создать себе «крышу».