Зов темной воды (Король умер, да здравствует король)
Шрифт:
Оставаться в Москве стало опасно. Но и в других городах (и даже селах) бывшей царской России обстановка была не лучше, поэтому Мойша по примеру многих решил ехать за границу. Там спокойно, мирно, вольготно, там у него есть деньги – не очень много, но хватит, чтобы переждать смуту. В то, что Российская империя перестала существовать навсегда, он не верил.
Собрав уцелевшие ценности, Александр и Эллина Берг (на руках у няньки Марьи) отправились в Брест, чтобы пересечь границу с Польшей, а потом двинуться дальше и осесть во Франции.
Добирались до Бреста в ужасных условиях: в переполненных
Когда толпа пришла в движение, Беркович почувствовал, как его ноги отрываются от земли. Испуганно вскрикнув, он попытался нащупать подошвами твердую почву, но у него ничего не вышло. Толпа ринулась вперед, увлекая Мойшу за собой. Марья с Эллиной были тоже подхвачены людьми, но нянька, хоть и держала в одной руке девочку, а в другой свою котомку, затолкать себя не дала. Поднатужилась и ринулась вперед. В итоге она смогла пробиться к шлагбауму, тогда как Мойшу почти выдавили из толпы, а протиснуться на прежнее место не давали люди, напирающие сзади.
Берг работал локтями с таким остервенением, что заехал какому-то мужчине по саквояжу. Тот упал и раскрылся, из него посыпались серебряные ложки, вилки и ножи. Пострадавший гневно закричал и наклонился, чтобы подобрать свое добро. При этом он так резко согнулся, что ударил стоявшего позади Александра под дых. Берг потерял равновесие и рухнул под ноги толпы.
Марья, увидев это, развернулась и принялась расталкивать ополоумевших людей, стремясь протиснуться к отцу своей воспитанницы. А так как двигалась она не вперед, к заветному шлагбауму, а назад, то ее пропускали. Наконец она пробралась к тому месту, где упал Александр. Толпа там уже поредела, и Марья увидела лежащего на земле Берга. Тот пытался подняться, но у него не получалось. Нянька собралась помочь ему, но тут голова Александра, оторвавшись от земли на пару секунд, безвольно опустилась, глаза его закатились, а по телу пробежала судорога.
– Преставился, – услышала Марья за своей спиной. – Второй старикан за сегодня… У того тоже сердце не выдержало!
Нянька обернулась на голос и увидела позади себя пожилого солдата. Он смолил самокрутку и равнодушно поглядывал на Берга. Рядом с ним стоял совсем юный солдатик. Именно с ним разговаривал старик, ему же он адресовал следующую фразу:
– А вещички-то у него умыкнули! Как упал, так кто-то из толпы и саквояж, и чемодан тиснул…
Марья слышала его слова и внутренне содрогалась. Причем, сначала переживала из-за мелочей: «Саквояж! Саквояж-то как жаль! Там же все: документы, билеты, деньги, ценности! – мысленно причитала она. – А чемодан! В нем Эллочкины пеленки и платьица!
– Слышь, бабонька, – обратился к ней пожилой солдат. – Ты покойнику кем приходишься?
– А тебе что за дело до этого? – насупилась Марья.
– Мне-то никакого, а вот тебе, если ты родственница, его хоронить придется…
– А если не родственница?
– Тогда ступай себе, а его, – он указал небритым подбородком на Берга, – в безымянной могиле зароют.
Марья сурово кивнула головой и направилась в таможенное управление, чтоб узнать там, с кем она должна договориться насчет похорон.
Глава 3
В Москву Марья и Эллина вернулись спустя десять дней. После похорон Алекса Берга двое суток они жили на вокзале, ждали поезда, на котором можно уехать. Но так как те ходили крайне редко, а желающих покинуть город было огромное количество, то занять места удавалось только самым наглым или сильным. Марья, будь она одна, забралась бы в вагон без особых проблем, но у нее на руках была воспитанница, поэтому ей пришлось пропустить три поезда. Но уж в четвертый она забралась одной из первых и заняла самое удобное место.
…Когда Марья отперла дверь своим ключом и внесла Эллину в квартиру, где прожила вместе с Бергами больше полугода, то так и ахнула. В ней уже кто-то обитал! Новых жильцов в тот момент в квартире не было, но следы их пребывания присутствовали: в шкафу висели чужие вещи, на кровати лежало лоскутное одеяло (у Бергов отродясь такого не водилось), в ванной сушились подштанники, а на кухонном столе громоздились немытые алюминиевые миски. Марья хотела было спуститься в дворницкую, чтобы обо всем разузнать у дворника Федюньки, с которым у нее были шуры-муры, но пора было укладывать Эллину. Да и самой Марье не мешало отдохнуть. Дорога ее вымотала до предела!
Марья, качая плачущую девочку, прошла в ту комнату, которая была когда-то детской, но там не оказалось ни одного предмета мебели, только в углу лежал скрученный в рулон ковер. Пришлось укладывать малышку в каминной зале на диване. Сама Марья за неимением еще одного спального места улеглась на полу. Свернулась калачиком, положила под голову свою котомку и моментально уснула.
В объятиях Морфея женщина пробыла недолго. Из них ее вырвал грозный мужской возглас: «Ты кто такая? И как сюда попала?»
Марья с трудом разлепила тяжелые веки и увидела перед собой высокого молодого мужчину в кожанке, подпоясанной широким армейским ремнем с кобурой. У него было породистое лицо с холодными голубыми глазами и жестким ртом.
– Марья я, – испуганно ответила женщина. – Нянька Эллиночки… – И указала на спящую девочку.
Мужчина посмотрел на Эллину, сурово нахмурив брови, и сухо спросил:
– Это дочь бывшего хозяина квартиры?
Марья кивнула.
– Сам он где?
– Умер.