Зови меня кисонькой
Шрифт:
Кисонька в благоговейном ужасе уставилась на корову. Дело в том, что вчера она, привлеченная чудными фиолетовыми цветочками, тоже попробовала эту растительность – вкус оказался настолько волшебным, что кисонька долго трясла головой и отплевывалась. Однако корова упорно жевала, устало прикрыв шоколадные влажные глаза.
От нее пахло теплым молоком. Этот запах был кисоньке хорошо знаком. Так благоухал бело-розовый бидон, который я ежевечерне приносила от молочницы. И стоило мне побренчать крышкой, как с пригорка раздавалось взволнованное «сей-чаааас!», и на всех парах пролетарским бронепоездом упитанная кисонькина тушка мчалась вниз по тропинке. Мохнатой бешеной гусеницей, едва не сбив меня с ног, она устремлялась к своей миске и нетерпеливо приплясывала на всех четырех лапах, отдавливая мне ноги, пока я наливала ей душистого пенного парного молока.
С пыхтением оттолкнув меня, кисонька упоенно всасывала в себя почти пол-литра, забрызгав все в радиусе двух метров. Раздувшись до беременных размеров, она отбывала на прогулку.
Погуляв полчасика, примадонна возвращалась в дом, чтобы слить эти пол-литра в свой «ночной горшок», взятый нами на всякий случай. Почему нельзя было вечером удобрить грядки, оставалось загадкой таинственной кисонькиной души.
Серия 11. «Концерт»
Звезды блестели в побитом лунной молью бархате ночи, мягкий свет луны в прорехе небес припорошил тишину садоводства. Мы с кисонькой сидели на подоконнике и с высоты второго этажа благостно озирали свои угодья. Пахло матиолой и немного лягушками из пруда. В кустах чуть слышно что-то чирикало, скрежетало и похрустывало. Далекое и безопасное. Думала я…
Кисонька насторожилась, узрев внизу подозрительную активность. Темные тени в количестве пяти штук бесшумно стекались из кустов на пятачок перед домом. Похоже, конкретные пацаны забили стрелку.
Пацаны расселись на траве в ряд… И дачная блаженная тишина раскололась, и осколками ее накрыло нас с кисонькой.
Сначала с глуховатым рокотом вступил старшой. Его поддержали два-три нагловато– пронзительных тенора. И уже потом вступила мелочь, звонко-заливисто поддакивая. Соло и дуэтами, слитно и вразнобой кошачий хор упоенно голосил…
Кисонька взирала на котов с видом Изабеллы Кастильской, случайно встретившей в дворцовом саду папуасов – «Что это? Надо же, они живые!». Коты орали истошно и самозабвенно. Я заслушалась. Минуты через три даже начала различать их голоса, выделять любимчиков. Ночь утратила свою романтичность, однако добавила в наши с кисонькой посиделки азарта.
Периодически кто-то из теноров пытался вломить басу. Рулады прерывались шипением и воем. Мелочь ушастая тоже не могла орать в сторонке и вливалась в битву, срываясь на визг.
И только я решила делать ставки на победителя, как в наше казино «Под каштаном» ворвались копы. Дверь соседского дома распахнулась, и на пороге в ореоле света появился коп. Он был всего один, лет шестидесяти, в резиновых чунях на босу ногу, синих по колено труселях… и с поленом в руке. «Етить!..» – заорал коп и потряс поленом над головой.