Зови меня Златовлаской
Шрифт:
Уроков у нас сегодня больше не было, поэтому, отогревшись в школе, мы с Адой пошли домой. Всю дорогу подруга переживала из-за содеянного и, наверное, впервые в жизни чувствовала угрызения совести.
Успокаивать Аду мне совсем не хотелось, потому что я злилась на нее. Она сорвала праздник Светлане Викторовне и заморозила почти две тысячи человек, находящихся в школе. И все из-за того, что в очередной раз хотела насолить Максу. Их разборки достали меня уже выше крыши, поэтому я просто молча дошла с ней до дома и, быстро попрощавшись,
Шила в мешке не утаишь, в этом я давно убедилась.
На следующий день всех нас вызвали к директору. Выяснить, где именно сработала сигнализация, не составило труда. Техничка выдала нас, заявив, что дала ключ от кабинета истории Совету старшеклассников для того, чтобы устроить сюрприз для Светланы Викторовны.
Мы стояли в кабинете директора, и его проницательные глаза бегали по нам в поисках правды. Николай Львович был высокий, сухощавый мужчина лет пятидесяти. Рядом с ним стояла огорченная Светлана Викторовна и допытывала нас, что же случилось.
— Мы знаем, что сигнализация сработала в кабинете истории на втором этаже. Вы были в тот момент там. Вы хотели поздравить Светлану Сергеевну. Что произошло дальше? — сурово спросил Николай Львович.
— Мы хотели подарить ей торт и воткнули свечи, — робко начала Ада. — Наверное, из-за этого сработала сигнализация.
— Да, мы нашли в кабинете свечи и зажигалку. Только вот упаковка свечей была закрыта, — объявил директор. — А это значит, что кто-то намеренно с помощью зажигалки спровоцировал включение сигнализации.
Какие же мы глупые! Оставили улики прямо на месте преступления.
Мы стояли, потупив взгляд.
— Вы знаете, что это административное правонарушение? — строго продолжил Николай Львович. — Вся школа была эвакуирована на улицу, а сегодня по причине болезни не явились на уроки восемнадцать процентов учеников.
Дело принимало более серьезный оборот, чем я предполагала изначально.
— Либо тот, кто это сделал, сознается в содеянном сейчас, либо наказаны будут все присутствующие в этом кабинете. Я разочарован, что вы, Совет старшеклассников, самые активные и талантливые ученики нашей школы, совершили такую глупость.
Мы с Адой переглянулись, и по ее глазам я поняла, что подруга приняла решение.
Она едва успела открыть рот, как неожиданно Максим Муслимов сделал шаг вперед и заявил:
— Николай Львович, это я сделал. Хотел проверить работоспособность сигнализации и не предвидел последствий.
Я вновь посмотрела на Аду. Сказать, что она выглядела удивленной, ничего не сказать. Зачем Макс взял ее вину на себя?
— Муслимов, это ты? — воскликнула Светлана Викторовна. — Ты же умный человек, что на тебя нашло?
Максим неопределенно повел плечами.
— Так, ладно, Муслимов, сейчас будем вызывать Германа Анатольевича. Надеюсь, он объяснит тебе принципы работы противопожарных систем, — отозвался директор.
Максим вскинул голову и впервые за все время выглядел обеспокоенным.
— А
— Уж, поверь, Муслимов, я-то знаю, что лучшее наказание — это поставить в известность твоего отца, — холодно сказал Николай Львович. — Все остальные свободны, возвращайтесь на уроки.
Мы гуськом покинули кабинет директора. Ребята из Совета, расходясь по своим классам, прожигали Аду неодобрительными взглядами.
Подруга затащила меня в женский туалет и начала ходить там из стороны в сторону, нервно покусывая ногти. Ее выражение лица и движения выдавали сильное волнение.
— Зачем он это сделал, Саш?
— Понятно же, зачем, — немного помолчав, ответила я. — Чтобы прикрыть твою самовлюбленную задницу.
— Да, но зачем? — не унималась Ада.
— Да затем, что он в тебя влюблен, глупая! — воскликнула я. — Как ты этого не понимаешь? Он и на Новый год тебе проучить хотел только потому, что его задели твои слова у Анохина. Он был расстроен, потому что реально симпатизировал тебе, а с твоей стороны все было притворством.
— Саш, я должна тебе кое в чем признаться, — тихо проговорила Ада. — С моей стороны это не было притворством.
— А то я не знала! Я поняла это еще раньше тебя!
— Да, ты уже нас спец по части всяких влюбленностей, — отозвалась Ада.
— Короче, хватит делать мозги себе и ему! Вы нравитесь друг другу.
— Как ты думаешь, а почему он так не хотел, чтобы его отец узнал?
— Не знаю, может он у него строгий? Может, ремня даст? — предположила я.
— Какого ремня? В восемнадцать лет детей ремнем не лупят. Тут что-то другое.
— Как бы то ни было, тебе следует извиниться перед Максом и помириться с ним. Ты согласна? — назидательно сказала я.
Ада кивнула, и мы пошли на урок.
На следующей неделе мне позвонил Стас и спросил, дома ли я. Услышав, что я как раз туда иду, он сказал, что будет у меня минут через двадцать, и отключился.
Стас появился у меня на пороге с огромной дорожной сумкой и стопкой бумаг в руках.
— Ты ко мне переезжаешь? — шутливо поинтересовалась я.
— А что, можно? На самом деле я по делу. У Ревкова сейчас никого нет дома, а мне нужно передать ему эти тексты перед отъездом. Мой поезд через полтора часа, — ответил он, проходя в квартиру и разуваясь.
— А ты в курсе существования электронной почты, по которой можно пересылать текстовые документы? — насмешливо спросила я.
— Я пишу песни от руки, — отмахнулся Стас. — Пускай сам перепечатывает.
— Песни? Это тексты песен? — не поверила я ушам.
— Да, я пишу песни для группы "Абракадабра". Я думал, ты в курсе.
— Нет, — я взяла в руки стопку листов и с интересом стала их перелистывать. — А мне читать можно?
— Не думаю, что у меня есть способы запретить тебе это сделать.