Зови меня Златовлаской
Шрифт:
— Переводится как "В конце концов все будет хорошо", — выдыхая сигаретный дым, ответил Влад.
— Оптимистично.
— Да. Мне мама так всегда говорила, когда хотела успокоить. Помню, в детстве мы с ней лежали в больнице, потому что у меня была страшенная ангина. Как-то вечером я ворочался, никак не мог уснуть из-за горла, которое нестерпимо болело. И мама мне сказала тогда: "Сынок, ты же знаешь, в конце концов все обязательно будет хорошо. Я понимаю, что тебе больно, что ты не можешь уснуть, но подумай сам, раз тебе сейчас так плохо, то значит, это точно не конец." И я подумал: "А ведь это
— Твоя мама была мудрой женщиной, — отозвалась я.
— Да, это так. Даже сейчас, когда какие-то трудности происходят в моей жизни, я всегда вспоминаю маму. Ложусь и просто жду, когда отпустит. И снова станет хорошо.
Мы помолчали. Каждый думал о своем. Влад поднялся, положил окурок в пепельницу, стоящую на небольшом столике у входа.
— Вот я угорал, когда ты втирала Платошке про татушку на лобке, — внезапно рассмеялся он.
— Я не говорила, что на лобке! — возмутилась я. — Я сказала, в интимном месте.
— Ты сказала: "Да-да, именно в том месте, про которое ты сейчас думаешь", — хохотал Влад. — Уж поверь, я знаю, о чем подумал Платошка.
— Какой ужас! — кисло отозвалась я.
— Слушай, а я ни разу не видел твою татушку с момента, как тебе ее делали, — заметил он, смотря на меня сверху вниз.
— Она по-прежнему там. Не разрослась и не мутировала.
— Я хочу посмотреть, — заявил он, хитро прищурив глаза.
— Но ты ее уже видел, — с недоумением ответила я.
— Да, но тогда кожа была красная. Сейчас наверняка все зажило, я хочу глянуть на конечный результат.
На пару секунд я замерла в раздумьях. Будь я трезвой, наверное, отказалась бы. Но сейчас гулявший по телу хмель делал меня подчеркнуто свободной и какой-то развязной.
Я поднялась со ступенек и двинулась с места. Влад последовал за мной. Мы обошли дом с торца и остановились. Я прислонилась к стене, и медленно стала распоясывать платье с запахом. Сначала я мягко развязала один узел, затем второй. В этот момент черное кружевное белье из одного комплекта было как нельзя кстати.
Распахнув платье, я с улыбкой посмотрела на Влада. Он не отрывал от меня глаз и жадно ловил каждое мое движение. В его взгляде читалось что-то хищное. Он наклонился, нежно обхватил ладонями мою талию и приблизил лицо к моему животу, рассматривая татуировку.
От прикосновения его рук, от его горячего дыхания на моей коже я завелась с пол-оборота. Внезапно Влад подал лицо вперед и поцеловал меня в ребра под грудью, в то самое место, где была татуировка. Прижимаясь ко мне губами, он сделал глубокий вдох. Гормоны взбушевались в крови, и я издала сдавленный стон.
Пальцы Влада с силой сжали мою талию, и через мгновение он с усилием отстранился от меня, сделав шаг назад. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга, затем я наспех стала завязывать платье, а Влад опустил взгляд на землю. Не сказав друг другу ни слова, мы направились обратно к крыльцу.
Из дома послышались
— А, вы уже тут? — улыбнулся Стас как ни в чем не бывало. — Мы хотели позапускать салюты.
Остаток вечера я с трудом могла сосредоточиться на происходящем. Мысли были поглощены ситуацией между мной и Владом. Как было объяснить его внезапный порыв страсти? Значил ли он то, что у него тоже были чувства ко мне? Наблюдая за Ревковым боковым взглядом, я заметила, что к нему тесно прижалась Кира, и ревность вновь уколола сердце.
Внезапно я поняла, что у меня сложились очень запутанные отношения с двумя самыми близкими людьми, присутствующими на этом празднике. Стас симпатизировал мне, но я не могла ответить ему взаимностью. Владу симпатизировала я, но надежда на то, что он мог ответить взаимностью мне, никак не умирала. Более того своим недавним жестом он укрепил ее.
Окончательно запутавшись, я решила, что мне лучше будет поехать домой. Я наврала Стасу, что неважно себя чувствую и еду домой. Он начал собираться со мной, но я убедила его остаться.
Оказавшись дома, я легла в постель и попыталась поскорее уснуть. Утро вечера мудренее. Я надеялась, что каким-то чудесным образом утро разрешит все мои сомнения. Но этого не произошло. Более того на носу была поездка в Питер, куда Ревков, как я знала, тоже поедет.
Ада собиралась в Санкт-Петербург, словно в медовый месяц. Для них с Максом это была возможность провести почти три незабываемых дня в месте в самом романтичном городе России.
Я тоже была воодушевлена и, собирая чемодан, сложила в него чуть ли не весь свой гардероб. Мама, помогавшая мне со сборами, уверяла, что половина вещей мне не пригодятся и напомнила, что чемодан мне придется тащить на себе. Я нехотя выложила дорожный утюг, десяток платьев и туфли на шпильках.
К четырем часам мама Ады отвезла нас обеих на вокзал, долго и нудно читая наставления по пути. Складывалось впечатление, что она отправляла дочь не на экскурсию в Питер, а на покорение Эвереста, причем без подготовки.
— Мама, мне семнадцать, с нами едут четыре учителя, и мы поедем на поезде, самом безопасном виде транспорта. Со мной ничего не случится, не переживай, — подруга пыталась успокоить родительницу.
На перроне нас встречала и пересчитывала Лариса Сергеевна. Классная руководительница была в кроссовках и легком спортивном костюме. Я настолько привыкла видеть ее в классических костюмах, что поначалу даже не узнала.
В Питер ехали ученики четырех классов: 10А, 11А, 11Б и 11В. Всего нас было человек тридцать. Лариса Сергеевна и классные руководители остальных классов были дружны, поэтому и скооперировались для поездки.
Оказавшись в поезде, мы с Адой быстро переоделись в лосины и футболки и пошли смотреть, как расположились другие ребята. В нашем вагоне было весело и суматошно. Остальные пассажиры с опаской поглядывали на чересчур веселых школьников.
Дорога до Питера явно удалась. Мы кучковались и играли в различные игры: от карт до фантов. Выполнять задания, находясь в поезде, было вдвойне уморительно, потому что порой нам приходилось контактировать с другими пассажирами.