Зовите меня Клах (Академики)
Шрифт:
До Минска добрались уже в сумерках. Около усадьбы пана Войцеха я уступил Лане водительское кресло, помог Стасу допрыгать до кровати, пресек его вялые попытки самостоятельно взломать гипс и... СПА-А-АТЬ!!!
В понедельник с самого утра... Как-то забыл отметить, что в новом мире тоже семидневные недели. Дни, конечно, называются по-своему, но я их мысленно переводил в привычные "субботы-воскресенья", как и месяцы. Кстати, тут лунный календарь, а цикл у спутника тоже двадцать восемь дней, отсюда и продолжительность недели. Упс! Самое главное: в сутках двадцать восемь часов, а в году двенадцать месяцев или триста тридцать шесть дней... Когда в памяти всплыла эта информация, мой внутренний конспиролог взвыл: слишком все гладко получается с календарем этого мира.
Я приготовился (и постарался приготовить Стаса) к долгим очередям и не менее долгим беседам с чиновниками и клерками, но действительность преподнесла приятный сюрприз.
И только выходя из банка после моментальной перепривязки счета к недавно (и так же моментально) исправленному гилу, Стас произнес фразу, подтолкнувшую к отгадке:
– Так быстро оформили! Словно у меня фамилия не Петров, а Весневский!
– Хм! А Владек мог на твой гил свою метку поставить? Типа, податель сего сильно-сильно торопится, поэтому для блага государства и вашего лично-персонального... М?
– Зачем бы он стал это делать?
– Просто так?
– предположил я, - Ему несложно, а нам приятно?
– Сын императора и "просто так"?
– Стас из вредности скептически изогнул бровь.
– Почему нет?
– продолжил упорствовать я - Люди вообще любят оказывать услуги, которые им ничего не стоят... Иногда, - все же уточнил я.
Стас промолчал.
– А не кажется ли вам, что двум благородным панам пришла пора чем-нибудь подкрепиться?
– Знаешь, Кирил, я бы лучше выпил, - признался Стас.
– Всенепременно!
– поддержал я, - Но вечером.
– Почему? Дел на сегодня больше никаких.
От необходимости отвечать меня избавили блямкнувшие оповещалки о смс. Прочитав просьбу-требование срочно подойти в отдел кадров филиала, Стас с подозрением уставился на меня.
– Не знал. Честное-благородное - не знал!
– развел я руками.
Перед дверью канцелярии мы опять встретили Лану. Оказывается, на нас троих пришло подтверждение из Варшавы о восстановлении в университете, а значит с понедельника - за парты. То есть, ровно через неделю. Дама, выдававшая нам файлы с учебными планами и вносившая изменения в гилы, едва сдерживала любопытство, ведь ответ ожидался не раньше пятницы. К концу дня. (Все в строгом соответствии с традициями бюрократического документооборота: запросы на дополнительную информацию или срочные отчеты - точно так же, как и ответы на них - высылаются в конце последнего рабочего дня недели, даже если подготовлены во вторник до обеда.) О необычной оперативности головной конторы нам сообщили с многозначительной паузой, которую мы должны были заполнить своими откровениями. Увы. Сказать нам было нечего. А делиться догадками об участии в этом деле некоего "командира отряда специальной силы" не стали. Да и какое там могло быть участие? Скорее всего, поручил кому-нибудь уточнить информацию о нас, так этот "кто-нибудь" и послал запрос в Варшавский университет на бланке императорской канцелярии. Наверное, еще и сформулировал неточно, затребовав данные о "студентах" - вот нас быстренько и сделали "студентами". Всех троих.
На крыльце мы невольно притормозили, хоть и каждый по своей собственной причине. Я замер, разглядывая полуостров с заказником и опытовой станцией. Опять ругая себя за тупость и неспособность понимать женщин. Эх, если бы я тогда сразу сообразил, почему Улва вдруг заговорила о своем желании встретить в Польше сына императора! Понял, что она таким замысловатым образом признается в... ну, пусть будет симпатии и спрашивает меня о моих чувствах к ней... И ведь не дурак я полный и слепой. Вот, например, вполне отчетливо вижу и понимаю, почему Лана приостановилась и искоса посматривает на уткнувшегося в телефон Стаса: ждет, что он догадается пригласить ее на свидание, чтобы отпраздновать восстановление. И в университете, и здоровья. Вот радостная надежда в ее глазах сначала перестает быть радостной, а потом надеждой. Вот появляется раздражение, и сейчас последует очередной словесный выброс, на который Стас опять обидится... А тогда что мне помешало? Хм, а, возможно, чувства и помешали. Ну, да. Понять женщин можно только если ты к ним относишься с безразличием. Когда ничто не мешает холодно и цинично анализировать... Бедные девушки! Если бы вы знали, что ваши восторги: "Ах, Он так меня понимает!" - означают, что, на самом деле, Ему плевать на вас... С другой стороны, то, что Стас, роясь в смартфоне, полностью игнорирует невербальные знаки Мрузецкой (готовые уже превратиться в вербальный мат), может служить доказательством... ой, не время философствовать - сейчас прольется чья-то кровь!
– Лана!
– едва успел я окликнуть легкую и красивую девушку, уже набиравшую воздух для злобной фразы.
– Чего тебе?
– Ты мою саблю в машине находила?
– Какую еще саблю?!
Хм, правильно подобранная интонация может любое слово сделать нецензурным.
– Мою. В машине.
– В какой машине?!
– В тво...
– я прервал безумный диалог, чтобы не спровоцировать взрыв, - Лана, мне от одного из ритуальщиков трофей достался. Сабля. Кажется, старинная. Улва с ее помощью вас от пут освобождала. Помнишь?
С трудом, но Лана переключилась с создания новых проблем (в отношениях) на решение старых.
– Ну, помню... Только я тут при чем?
Не до конца переключилась.
– Мне кажется, я ее в твоей машине забыл. Посмотришь?
Смерив меня уничижительным взглядом - мол, что ты за шляхтич такой, если боевой трофей теряешь?
– Лана кивнула и, не попрощавшись, сбежала по ступенькам.
– А где Мрузецкая?
– через некоторое время оторвался Стас от телефона.
– Ушла давно. Ты там что, роман пишешь?
– Нет, письмо. Родителям. Ну, что здоров и в универ...
– А позвонить?
– Мама не поверит, - вздохнул Стас, - Решит, что я хочу ее обманом успокоить.
– Тогда чем письмо лучше?
– Я к нему справки из больницы приложу.
– Слушай, Стас!
– воскликнул я, - Чего ты дурью маешься? У нас когда учеба?
– Через неделю, - недоумевая, ответил Стас.
– Ну?
– Что?
– О-о! Ну и скатайся домой! Покажись живьем родителям. Так с тебя никаких справок требовать не будут.
– Ты мою маму не знаешь. Она меня обязательно к знакомым вра...
– Стас запнулся на полуслове.
– Дошло?
– с удовлетворением поинтересовался я.
– Ты гений, Клах!
Через несколько минут я узнал, что быстрее всего до Одессы можно добраться на дирижабле, и ближайший рейс рано утром во вторник. Рано-рано утром. Поэтому ни о какой пьянке... Грусть-печаль.
"Вот я опять остался один в новом незнакомом мире," - подумал я, прищурившись выглядывая серебристую задницу дирижабля на фоне восходящего светила.
С одной стороны, это неплохо: можно спокойно и без суеты составить список вопросов, ответы на которые мне необходимо узнать для нормальной адаптации. А с другой стороны - не очень, потому что не с кем проконсультироваться и уточнить тот самый список.
Собственно, поэтому я и собирался ехать в универ. В библиотеку. Надеюсь, она работает.
Резонно полагая, что библиотека, если и работает, то не с семи утра, я заскочил в знакомое кафе, где с удовольствием позавтракал кнышами с кавой. Кстати, я так и заказывал: "Четыре кныша с картошкой и большую кружку кавы." А то, помнится, нарвался как-то в Киеве на: "Кофе немае. Кава е."